— Я с вами вполне согласен, у дона Ремиго Диаса прекрасное чутье на людей, тем более, что ему приходится это делать не в первый раз.
— После похищения, если оно пройдет удачно, девушек предполагается немедленно доставить в Шапультепек, и только после этого каждый из нас получит пятьдесят пиастров и возможность идти на все четыре стороны.
— Итак, девушки должны быть похищены сегодня вечером, и в похищении их должны принять участие шестеро только что названных вами субъектов.
— Нет, всего будет занято восемь человек.
— Как же так? Вы мне назвали только шестерых.
— Это верно, но дон Ремиго Диас и его неизвестный друг тоже намерены принять участие в операции, если в этом возникнет необходимость.
— Черт возьми! Мне это совсем не нравится. Ну, да мы постараемся выпутаться из беды… А вы не можете мне сказать, в каком именно месте предполагается совершить нападение на экипаж?
— На площади, в том месте, где начинается Монтерилья.
— Место выбрано превосходно, потому что там как раз находится дом дона Гутьерре… Итак, решено, кабальеро, вы ни при каких обстоятельствах не примите участия в похищении девушек?..
— Карай! Разумеется. Дон Ремиго все только обещает заплатить, но до сих пор не дал мне ни гроша.
— Тогда как я уже заплатил вам.
— Кроме того, — патетически добавил бандит, — я у вас в долгу.
— Это само собой разумеется, — смеясь, отвечал дон Луис, бросая на стол пиастр в уплату за выпитое. — До свидания, сеньор Гардуна. Благодарю вас за сообщение, и да хранит вас Бог, — многозначительно добавил он, делая особое ударение на последнем слове, что прекрасно понял бандит.
Дон Морэн вышел из ранчо, вскочил на лошадь и в глубокой задумчивости направился в Мехико, который находился отсюда на расстоянии не более одного километра.
Да, ситуация была и в самом деле весьма серьезной, тем более, что, как остроумно заметил сеньор Гардуна, на какую бы то ни было помощь со стороны полиции рассчитывать не приходилось — она уже несколько дней пребывала в полном бездействии, и даже все ее агенты куда-то попрятались. Везти молодых девушек в театр при таких обстоятельствах было бы полнейшим безрассудством, потому что двое их кавалеров, как бы сильны и храбры они ни были, конечно же не смогут справиться с восемью бандитами.
С другой стороны, отказать девушкам в удовольствии отправиться в театр, куда они собирались как на праздник, и неизбежное при этом объяснение причины такого отказа — задача неблаговидная и чреватая некоторыми нежелательными последствиями.
Француз ломал себе голову, стараясь придумать, как с одной стороны уберечь девушек, а с другой — наказать головорезов, замысливших это гнусное дело; но сколько он ни думал, придумать не мог ничего, а потому, чем ближе он подъезжал к городу, тем больше мрачнел, ощущая свое бессилие.
Вот в таком подавленном настроении он достиг Главной площади и вознамерился было пересечь ее, дабы выехать к улице Монтерилья, как вдруг дорогу ему преградила плотная толпа народа, и он вынужден был остановиться. Толпа, как оказалось, сопровождала священника, направлявшегося к умирающему. Дон Луис остановил лошадь, чтобы пропустить толпу, и, по мексиканскому обычаю, сняв шляпу, перекрестился.
Стоя на одном месте, он машинально оглядывался по сторонам. Вдруг он невольно вскрикнул от радости, потому что совершенно случайно заметил в толпе человека, который, по его представлениям, должен был бы находиться вдали от Мехико.
— Ах, черт возьми! — прошептал француз.
Он боялся, что случай, который как нельзя кстати помог ему отыскать в толпе нужного человека, с таким же успехом может и скрыть его. Поэтому, не раздумывая долго и не заботясь о последствиях, дон Луис тронул лошадь и поехал напрямик к человеку, которого он так неожиданно увидел.
Жители Мехико в одном отношении как две капли воды похожи на жителей всех городов света — они не любят, чтобы их давили, даже не позаботившись крикнуть при этом «берегись», особенно же, если скопление народа обусловлено какими-то особыми обстоятельствами. Поэтому на француза немедленно посыпались со всех сторон проклятья и угрозы, хотя он двигался очень медленно, с соблюдением всевозможной осторожности. Луи Морэн делал вид, будто проклятия и угрозы относятся не к нему, и с невозмутимым видом продолжал путь. И лишь, когда проклятия становились слишком громкими, а угрозы слишком серьезными, он бросал косой взгляд на крикунов и, мы считаем своим долгом подтвердить это, моментально их укрощал.
Однако нет худа без добра. Шум раздраженной толпы невольно привлек и внимание того, кого боялся потерять из виду француз. Он, подняв голову, стал искать глазами виновника людского недовольства и сразу же заметил сидевшего верхом на лошади Луи Морэна. Человек этот, по-видимому, тоже обрадовался непредвиденной встрече с французом, потому что стал энергично пробираться к нему. А так как это был человек высокого роста и, судя по его мускулам, обладал недюжинной силой, то ему ничего не стоило прокладывать себе дорогу, орудуя локтями направо и налево, и вскоре он уже подходил к Луи Морэну.
После этого они уже без особого труда объединенными усилиями выбрались из теснившей их со всех сторон толпы, которая особенно щедро осыпала их бранью, как это бывает в подобных случаях, вообразив, что эти двое уходят не добровольно, а спасаются бегством от гнева раздраженного народа.