Иов же был одним из тех ветхозаветных духовных мужей, которые способны были любить Бога чистым сердцем. И если порой в его душе становилось совершено темно, он все равно рвался к победе. Пусть его глубокие страдания были ему поначалу совершенно непонятны, его вера все же не потерпела крушения, но вышла лишь очищенной из плавильного тигля. Ему выпала честь - в руке Божьей стать сосудом, свидетельствующим о правоте Бога перед своим падшим творением.
Великий плавильщик
Один слуга Божий посетил однажды фабрику керамических изделий. Там он видел, как рабочий формовал на своем гончарном круге цветочную вазу удивительной красоты. После долгих стараний работа казалась, наконец, завершенной. Мастер еще раз внимательно осмотрел ее со всех сторон и неожиданно бросил обратно на свой гончарный круг. Видя это ужаснувшийся слуга Божий воскликнул: "Что вы делаете"? "Да, - ответил мастер в полном спокойствии, "в глине еще есть жесткость".
Не глина была отвергнута, а лишь форма, которую она имела. Сама же глина осталась в руке мастера. Эта рука перемяла ее заново с тем, чтобы сделать из нее новую вазу. Теперь ваза получилась. Глина утратила свою жесткость и мастер знал, что теперь ваза не получит трещину, когда в печи, в процессе обжига, она будет проходить свое последнее испытание огнем.
Как отрадно знать, что Великий Зодчий сам бдит над нами! Он не отвергает глину. Он отвергает лишь нашу жесткость, вновь и вновь повергая нас на Свой гончарный круг. Он знает, каким полезным сосудом станет, в конце концов, в Его искусной руке тот комок глины, который ныне еще несет в себе известную жесткость.
Порой, когда ночь наших мучений становится все чернее и чернее, мы думаем, что Бог окончательно оставил нас, что убрал от нас свою всесильную руку, но мы не представляем, как близок к нам Господь именно в эти часы. Когда однажды Святой Антоний Падуанский, этот великий проповедник покаяния тринадцатого века, после трудного испытания имел видение, в котором Христос возник перед ним, то он спросил Его: "Господи, где же Ты был доселе, почему Ты не помог мне ранее?" Некий голос ответил ему: "Антоний, Я был рядом, Я был свидетелем твоей борьбы и никогда не оставлю тебя!" Также и Иов, находясь в жару испытаний, не имел понятия о том, что глаз Божий сам следит за золотом, которое Он подвергает очистке огнем. Бог сам был тем, который определял меру страданий Иова. Сатана не мог ступить ни шагу дальше, сверх того, что Бог позволил ему. Пламя не могло стать ни на один градус жарче, чем ему надлежало быть. Господь в точности знал меру испытаний, которую способен был снести Иов. Ибо Он верен и не дает нам быть искушаемыми сверх наших сил.
Даже в плавильном тигле испытаний хранит Он избранных своих, как зеницу собственного глаза. Ни одно зернышко не должно упасть на землю и потеряться вместе с мякиной, когда Господь станет отделять своих как пшеницу.
Потому, что Господь держит то, что Он обещал избранным своим: "Будешь ли переходить через воды, Я с тобою,- через реки ли, они не потопят тебя; пойдешь ли через огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя" (Ис. 43,2). Лишь трое было тех, которые однажды в могущественной Халдее, были брошены в огненную печь, раскаленную в семь раз жарче обычного. Но глаз царя увидел еще и четвертого, ходящего с ними в пламени. Это был Господь, который и отнял у огня его пожирающую силу.
Он также и с нами. Пусть даже глаз наш его не видит, он вместе с нами спускается в жар. Он блюдет нас так, как только Его опытный глаз способен блюсти. Он страдает вместе с нами и укрепляет нас там, где наши силы иссякают и наша вера грозит угаснуть. Если же потом, очищенный металл отражает чудесный свет Его лица, то тогда жар пламени выполнил свое назначение. Мастер достиг своей цели и ставит свое произведение на служение в своем Царстве.
Очищенное золото
Ты видел ли, как бледный солнца луч На грань кристалла угодив внезапно - Погиб!? Но чудным светом воссиял, Теперь уж раздробленный семикратно. Ты слышал тот протяжный низкий звон, Долину наполняющий порою, Что колокол проснувшись издает Ударенный умелою рукою? Струя воды кристальной чистоты Из глубины подземной устремится, Но лишь когда отточенная сталь В земное сердце яростно вонзится. Ты думал ли хоть раз о той траве, Что тихо никнет под твоей стопою? Она прольет чудесный аромат Прильнув к земле под острою косою. Как будто самый свой заветный клад. Еще при жизни для себя припрятав, Увянув тихо, навсегда простясь, Сладчайший запах раздарит когда-то. Теперь ты понял, почему твой Бог С тобой в долину мрака опускался? Не потому ль, что чистый звон Твоей души еще не раздавался? То золото, что Он в тебя вложил Не заблестит под каменной плитою Пока гранит из собственного "я" Разбит не будит крепкою рукою. На вопль твоей души Его ответ Огнем с небес здесь должен разразиться? Знай! Сила заключенная в тебе Способна лишь сгорев освободиться! И ты без слов склоняешься пред Ним. Он дал понять - иначе не бывает Благоуханный плод, что по сердцу Ему, Себя презрев, достойно созревает. И ты с восторгом восхваляешь благодать, Открывшую тебе цену мученья, Цель жизни - вечное блаженство осветив, Ведя сквозь смерти тленье к откровенью.
Это чудесное стихотворенье говорит больше, чем я способен был бы сказать. Много лет назад мне прислала его одна студентка из Дорпата. Она страдала тяжелым заболеванием легких. Вскоре после этого она скончалась, ее Учитель позвал ее домой, в вечный покой, к служению, не знающему утомления. Эти строки оказались, тем самым, последними плодами, которым Господь позволил созреть в ее слабой жизни. Они позволяют думать о том жаре, в котором они были написаны. Порой достаточно одного письма, чтобы судить о том - очищена та душа в горниле испытаний или нет. Короткое совместное общение - и мы чувствуем - заглядывал ли этот человек в глубины славы Божьей и освобожден ли от себя самого, или же он стоит еще сам по себе. Каким бы праведным и благочестивым ни был Иов в первых главах - совсем иного Иова встречаем мы в конце. Пройдя через огненную печь, он освободился от себя самого. "Я слышал о тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя", - восклицает он, оглядываясь на свою истекшую жизнь. В глубоком преклонении он признает: "Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал".
Когда Иов оставил всякое мнение о себе самом, о своем благочестии, когда стал почитать ничем свою мудрость и свое глубокое познание, когда начал видеть лишь силу и величие Божьи - тогда Бог достиг своей цели. С тех пор для Иова пробил час избавления. Сосуд был вынут из жара и наполнен новой жизнью. Это должно было стать вечным свидетельством для всех последующих эпох о том, что в Божьей руке даже самые трудные испытания могут стать благословениями каких себе невозможно представить.
Не в раскаленной ли печи страданий были написаны позднее лучшие из псалмов? Поразительной глубины гимны, которые мы сегодня имеем - не пелись ли они сначала в карцерах, на ложах страданий, в жизненной пустыни, в пылу сражений? Иоанн писал книгу "Откровение", находясь в одиночестве, на острове Патмос. Буньян писал свое известное "Путешествие пилигрима" в тюремной камере, отбывая там двенадцатилетнее заключение. "Поверь свой путь и бремя, что сердце так гнетет", - пел Поль Герхард в трудное для него время.