Он зачерпнул пальцами угощение, после чего передал горшок мне.
— Слава богу, что на следующей неделе Пасха, — сказал Пирлиг, так набив рот, что кусочки яиц осыпали его огромную бороду. — И тогда мы снова сможем есть мясо. Я чахну без мяса. Ты знаешь, что на Пасху Исеулт примет крещение?
— Она мне сказала, — коротко ответил я.
— И ты этого не одобряешь? Просто относись к этому, как к хорошей ванне, тогда, может, ты не станешь так сильно возражать.
Я не присутствовал на крещении Исеулт, да и вообще покинул остров, потому что знал: Пасха с Альфредом сведется к сплошным молитвам, псалмам, священникам и службам. Вместо этого я взял Стеапу и еще пятьдесят человек и отправился в холмы, к Сиппанхамму, ведь Альфред приказал, чтобы в ближайшие несколько недель датчанам не давали покоя. Он решил собрать фирд Уэссекса к празднику Вознесения, до которого оставалось шесть недель. За это время Гутрум наверняка надеется подкормить своих голодных лошадей на весенней травке, поэтому мы решили устроить засаду датским фуражирам.
Убей один отряд фуражиров — и следующие явятся под защитой лишней сотни всадников, а это утомит лошадей еще больше, поэтому понадобятся новые фуражиры. Некоторое время такая тактика срабатывала, но потом Гутрум начал посылать фуражиров на север, в Мерсию, где их никто не тревожил.
То было время ожидания. На Этелингаэге теперь имелись два кузнеца, и хотя ни у одного из них не было всех необходимых инструментов, да и топлива для их кузниц не хватало, они все же делали хорошие наконечники для копий, и одна из моих обязанностей заключалась в том, чтобы срезать ветки ясеня для древков.
Альфред по-прежнему писал письма, пытаясь выяснить, сколько человек то или иное графство сможет привести на битву, а еще он послал священников во Франкию, чтобы уговорить вернуться танов, которые туда сбежали.
Из Сиппанхамма прибыли очередные разведчики и подтвердили, что Свейн присоединился к Гутруму и что Гутрум откармливает лошадей и собирает людей в покоренных датчанами частях Англии. Он приказал союзникам из числа восточных саксов, таким как Вульфер, вооружить своих людей и предупредил гарнизоны в Винтанкестере, Редингуме и Батуме, чтобы они приготовились покинуть свои укрепления и двинуться маршем к нему на помощь.
У Гутрума имелись свои шпионы, и, должно быть, он знал, что Альфред хочет созвать фирд. Осмелюсь сказать, он обрадовался такой новости, потому что эта армия стала бы последней надеждой Альфреда. Полагаю, Гутрум рассуждал так: когда он уничтожит фирд, Уэссекс падет, чтобы уже никогда больше не подняться.
Этелингаэг был полон слухами. У Гутрума, как говорили, было пять тысяч человек. Из Дании приходили корабли, еще одна армия викингов явилась из Ирландии, бритты находились на марше. Фирд Мерсии держал сторону Гутрума, и говорили, что датчане разбили огромный лагерь у Кракгелада на реке Темез, где собрались тысячи мерсийских воинов — датчан и саксов. Слухи о могуществе Гутрума пересекли море, и Вилфур, бежавший из Хамптонскира во Франкию, написал Альфреду, умоляя его покинуть Уэссекс. «Садись на корабль, плыви к здешнему берегу, — призывал он, — и спаси свою семью».
Леофрик редко отправлялся с нами в патрули, он в основном оставался на Этелингаэге, потому что его назначили командиром королевских телохранителей. Мой друг очень этим гордился, ведь он родился в семье крестьянина и не умел читать и писать, а Альфред обычно требовал, чтобы его командиры были грамотными. На это назначение повлияла Энфлэд, ставшая наперсницей Эльсвит. Жена Альфреда теперь никуда не ходила без Энфлэд, даже в церкви бывшая шлюха сидела за ее спиной, а когда Альфред созывал своих придворных, Энфлэд всегда присутствовала на этих сборищах.
— Ты не нравишься королеве, — сказала мне Энфлэд в один из тех редких дней, когда я застал ее одну.
— Эльсвит не королева, — ответил я. — В Уэссексе нет королев.
— Ей следовало бы быть королевой! — возмущенно ответила Энфлэд. — Это было бы только справедливо!
Она несла охапку травы, и я заметил, что ее предплечья стали зелеными.
— Красим ткани, — объяснила она отрывисто, и я последовал за ней туда, где на огне кипел и булькал огромный котел.