Кощиенко Андрей
Косплей Сергея Юркина. Сакура-ян
Лепесток первый
Время действия: двадцать третье декабря
Место действия: храм Пэннён. Внутренний двор.
Ших-щих… Ших-ших…
Метла в моих руках издаёт ритмичный звук, сметая с каменной дорожки немногочисленные листья. Хорошая работа. Можно даже сказать, — творческая. И на свежем воздухе. А творческая — от того, что можно творить в своей голове любые «беспределы» и никто не пристанет. Снаружи ведь всё чинно. Человек занят общественно-полезным делом, — метёт. Замечательное времяпрепровождение для того, кому нужно привести мозги в порядок. Вроде меня.
На «подметальные работы» я попал благодаря настоятельнице монастыря. После явления хористкам «чуда обретения голоса», они разделились. Некоторые из них понесли «благую весть» своему духовному начальству, а другие — повели меня кормить. И это было очень человечно со стороны последних, ибо в организме действительно уже ощущался критический уровень нехватки сил. К моменту частичного восстановления энергии (когда я заканчивал перекусывать в храмовой едальне тем, что нашлось для страждущего в неурочное время), появилась настоятельница в окружении небольшой свиты. Наверное, на её памяти не так много происходило «чудес», чтобы не прийти самой посмотреть на «осенённого благодатью».
Поговорили. Рассказал ей про сон. О золотых песчинках, которые приманивал к себе голосом. Про то, что в итоге оказался осыпан ими с головы до ног. И как после решил «попробовать» помочь хору, услышав его песнопения. Продемонстрировал, «как теперь могу», сдуру зарядив по памяти «Аве, Мария» на языке оригинала. У всех присутствующих при первых звуках «ангельского приветствия», одномоментно округлившись, распахнулись глаза. Но, к сожалению, «недолго музыка играла». Голос «дал петуха», затем вдруг не хватило воздуха и всё завершилось скомканно и позорно. Наверное, торопливо сожранное после голодухи — упёрлось внутри в диафрагму, лишив её возможности нормального движения. Отсюда и недостача кислорода. Впрочем, мой недолгий «взвыв» оказался достаточным, чтобы настоятельница убедилась в отсутствии преувеличений в рассказах сестёр и наличия в стенах храма какого-то феномена.
Дальше пошли скучные разговоры — «а кто, да что, да почему?», на которые я односложно отвечал — «не помню». Но я, действительно, — нифига не помню, как очутился там, где сейчас пребываю. На очередной вопрос так и ответил категоричным тоном — «не помню, надо вспоминать». Настоятельница, после этого, внимательно посмотрев в мои глаза, дала указание, — «ни о чём её не расспрашивать и занять посильной работой». Вот, выдали дворницкий инструмент, работаю. Здесь, кстати, офигительно красиво. По календарю уже завершение первого месяца зимы, но именно тут задержалась осень. Листья на деревьях — жёлтые, красные, зелёные. И воздух. После сеульского, как говорится, — «хоть ложкой ешь». Горы вокруг. Красота — неописуемая.
Ших-щих… Ших-ших…
А если честно, то при разговоре с настоятельницей, — особого вранья и не было. Действительно не помню, как я досюда добирался. В то же время, окружающая обстановка не вызывает особого удивления, словно она знакома. Короче, у меня взаправду какие-то проблемы с головой…
Ших-щих… Ших-ших…
Дометаю дорожку до конца. Дальше — стена, а в ней — проход к небольшой площади перед главным входом в храм. Там же, у колонн, стоят траурные венки, в память о погибших. Каких-то моряков убили. Вот что за жизнь? Всё время кого-нибудь убивают. Тут себя вспомнить до конца не получается, а люди только и заняты умножением друг друга на ноль…
Попялившись издали на колышущиеся ленты и посетовав на то, что у корейцев сразу не разберёшь — «какой венок праздничный, а какой — траурный», вздыхаю и перехожу на другую дорожку. Подметать в другую сторону.
Ших-щих… Ших-ших…
В памяти неожиданно всплывает музыка и слова песни.
Чую, время пришло — и захлопнулась дверь.
Ангел пропел — и полопалась кожа.
Мы выпили жизнь, но не стали мудрей.
Мы прожили смерть, но не стали моложе.
Дворник, милый дворник,
Подмети меня с мостовой.
Дворник, дворник.
Жопа с метлой…
«Будто про меня написано». — думаю меланхолично, размахивая выданным орудием труда. — «И метла, и жопа…»
(примерно в то же время. Храм Пэннён. В одном из зданий культового комплекса)