– Что ты собираешься делать, когда эта работа закончится? – спросил он.
– Я еще не думала.
– А пора бы подумать, осталось уже немного.
– Торопишься избавиться от меня? – улыбнулась Дженни.
– Не говори глупостей. Я до сих пор жив только потому, что не хочу покидать тебя.
Что-то в голосе Стандхерста заставило ее внимательно посмотреть на него.
– Знаешь что, Чарли, я верю твоим словам.
– Конечно, – воскликнул он.
Неожиданно Дженни подошла к нему и, нагнувшись, поцеловала в щеку.
– Эй, сестра Дентон, – сказал Стандхерст. – Похоже, ты готова, так я тебя и в кровать могу затащить.
– Ты уже давно затащил меня, Чарли, но вся беда в том, что мы поздно встретились.
Она говорила правду. Он понравился ей сразу, когда на следующий день после операции она пришла позавтракать с ним. Дженни знала, что он умирает, и сразу поняла, что и он знает об этом. Но это не помешало ему разыгрывать из себя кавалера. Никакой диетический, безвкусной пищи она не увидела, хотя самому ему есть было нельзя. Еда для завтрака была доставлена из ресторана «Романофф» на автомобиле, который всю дорогу сопровождал полицейский эскорт с включенными сиренами. Вместе с едой прибыл метрдотель в сопровождении двух официантов.
Стандхерст сидел в кровати, потягивая шампанское и наблюдая, как она ест. Ему нравилось, как она ела. Такие едоки обычно эгоистичны в любви. Они не дают партнеру ничего, но требуют от него в постели такого же удовлетворения, какого требуют от пищи. Как всегда, он принял решение мгновенно.
– Я собираюсь немного поболеть, – сказал он, – и мне нужна сиделка. Как вы отнесетесь к такой работе, мисс Дентон?
Дженни оторвалась от чашки с кофе, и в серых глазах ее замер вопрос.
– Но ведь есть сестры, которые специализируются по уходу за больными на дому. Наверное, они лучше меня справятся с такой работой?
– Я предлагаю тебе.
– Но я работаю в центральной больнице, у меня хорошая работа. Иногда меня приглашают помочь в клинике, как например, на этот раз. Эту работу я знаю.
– Сколько ты получаешь?
– Восемьдесят пять в месяц плюс жилье и питание.
– Я буду платить тебе тысячу в неделю, плюс жилье и питание.
– Но это смешно!
– Разве? – спросил он, внимательно разглядывая ее. – Я так не считаю. Когда сегодня утром доктор уходил от меня, он сказал, что мне осталось всего три месяца. А я всегда плачу немного больше, если не могу предложить постоянную работу.
Дженни смотрела на официанта, наливающего кофе.
– Вы пробудете здесь около трех недель, у меня будет время подумать. Когда вы хотите, чтобы я приступила к работе?
– Прямо сейчас. И пусть тебя не тревожат такие вопросы, как заявление об уходе и тому подобное. Я уже сообщил доктору Колтону и в центральную больницу, что ты переходишь работать ко мне.
Дженни посмотрела на Стандхерста, поставила чашку и поднялась, сделав знак метрдотелю. Официанты моментально укатили стол.
– Эй! В чем дело? – спросил Стандхерст.
Она молча подошла к столу, взяла температурный лист и внимательно изучила его. Затем подошла к Стандхерсту и взяла у него из рук бокал с шампанским.
– Если с этого момента я работаю у вас, – сказала она, – то вам пора немного отдохнуть.
Стандхерст подумал, что время никогда не бежит так быстро, как перед смертью. Однако все кажется ясным, четким, решения более легко приходят на ум. Возможно, это потому, что ответственность за эти решения нести уже не придется, переспорить могилу нельзя.
Он почувствовал резкую боль, как будто внутри полоснули ножом. Стандхерст не подал виду, но по лицу Дженни понял, что она догадалась. Между ними установилось взаимопонимание, которое не требовало слов. Иногда ему казалось, что она тоже чувствует боль.
– Может быть, тебе лучше лечь в кровать? – спросила она.
– Не сейчас, я еще хочу поговорить с тобой.
– Ладно, давай поговорим.
– Ты не собираешься возвращаться в больницу, да?
– Не знаю, пока серьезно не думала об этом.
– Ты уже больше не будешь довольна той работой. Я испортил тебя большими деньгами.
Дженни рассмеялась.
– Ты прав, Чарли. Все уже будет выглядеть по-другому.
Он задумчиво посмотрел не нее.
– Я могу упомянуть тебя в завещании или даже жениться на тебе. Но мои детки, наверное, подадут в суд и заявят, что ты оказала на меня давление. Так что единственное, что ты получишь, так это массу неприятностей.
– В любом случае спасибо, что ты подумал об этом, Чарли.
– Тебе надо зарабатывать много денег. Почему ты стала медсестрой? Ты всегда мечтала об этом?
– Нет. – Дженни пожала плечами. – На самом деле я мечтала стать второй Элен Уиллз, но у меня было направление в колледж Святой Марии, и я пошла туда.
– Но даже любительские занятия теннисом требуют денег.
– Я знаю, но в любом случае уже поздно серьезно заниматься теннисом. Меня вполне бы устроило, если бы я зарабатывала достаточно, чтобы нанимать лучшего профессионала и играть с ним по два часа в день.
– Послушай! – воскликнул Стандхерст. – Но ведь это сотня долларов в день.
– Да. Поэтому, наверное, придется оставить золотую мечту и вернуться в больницу.
– Нет, так не годится.
– О чем ты? – спросила Дженни, глядя на него. – Ведь это все, что я умею делать.
– Но еще до того, как стать медсестрой, ты научилась другому – быть женщиной.
– В этом плане у меня довольно небольшой опыт. В первый же раз, когда я почувствовала себя женщиной, меня ждало сильное разочарование.
– Ты имеешь в виду доктора Гранта из Сан-Франциско?
– Откуда ты знаешь?
– Это, главным образом, моя догадка. Но газета автоматически собирает сведения о всех, кто находится рядом со мной. У Гранта определенная репутация, а тот факт, что ты работала у него и так внезапно уволилась, навел меня на эту мысль. Что произошло? Его жена застала вас?
Дженни медленно опустила голову.
– Это было ужасно.
– Так всегда бывает, когда замешаны чувства, и со мной такое случалось не раз. – Стандхерст налил себе в бокал шампанского. – Вся штука в том, чтобы не поддаваться чувствам.
– А как тебе это удается?
– Я плачу деньги.
– Из твоих слов получается, что мне надо стать проституткой? – В голосе Дженни чувствовалось возмущение.
Стандхерст улыбнулся.
– Сейчас в тебе говорит католичка, а в глубине души ты уже признала, что в этом есть смысл.
– Но проституткой? – продолжала возмущаться Дженни.
– Не проституткой, а куртизанкой или, как сегодня говорят, девочкой по вызову. У древних профессия куртизанки была очень почитаема, их услугами пользовались государственные деятели и философы. И не только деньги делают эту профессию привлекательной. Она гарантирует наиболее полный образ жизни, роскошь и удовлетворение.
Дженни рассмеялась.
– Ты просто сальный старикан, Чарли. Где ты хранишь французские открытки?
– Почему бы мне не быть сальным стариканом, если я был самым молодым человеком? – рассмеялся он. – Но я никогда не был глупцом. У тебя есть все данные, чтобы стать великой куртизанкой – тело, ум, даже твои медицинские навыки могут пригодиться. Истинный секс требует гораздо большего интеллекта, чем простое животное совокупление.
– Теперь я вижу, что тебе пора в кровать, – смеясь, сказала Дженни. – А не то ты дальше предложишь мне пойти в школу, где обучают этой профессии.
– Это идея, – удовлетворенно захихикал Стандхерст. – Мне всегда хотелось открыть один-два колледжа. Представляешь, сексуальный колледж Стандхерста, известный под названием Школа старого развратника? – Он рассмеялся от души, и опять его лицо скорчилось от боли. Он побледнел, на лбу выступили капельки пота.
Дженни моментально стащила с него халат, освобождая руку. Она ввела ему в вену ампулу морфина. Стандхерст костлявыми пальцами схватил ее за руку, пытаясь оттолкнуть и одновременно глядя на нее глазами полными муки.