Стоя в просторной пещере внутри скалы, Дак'ир вспоминал неторопливое, торжественное шествие к вершине величественного вулкана. Более сотни воинов проделали долгий путь сюда, пройдя строем от самого Гесиода, города-убежища. Огромная гора вонзалась в пламенеющее оранжевое небо Ноктюрна, похожая на обломленный наконечник копья. Из кратера на ее вершине поднимались тучи пепла, спускаясь вниз по склонам плавными серыми волнами.
Смертный Огонь являл собой прекрасное и одновременно устрашающее зрелище.
Но сегодня не было ни пирокластического неистовства, ни яростного извержения камней и пламени — лишь горестный стон по одному из сыновей, которого гора забирала обратно: Саламандра, огнерожденного.
— В огне мы рождены и в огонь вернемся… — нараспев повторял Дак'ир за братом-капелланом Элизием скорбные строки из ритуала погребения, точнее — из «Гимна сожжения». Несмотря на равнодушие в голосе капеллана, Дак'ир чувствовал, как слова, эхом разносящиеся по подземелью, находят отклик и в его душе.
Хотя камень пещеры, казалось, не ведал прикосновения человеческих рук, на самом деле святилище это создал магистр кузницы Т'келл. Устройство и удобство пещеры даже спустя многие тысячелетия по-прежнему оставались выше всяких похвал, даже в нынешнюю эпоху обветшания. Т'келл создавал ее свод под чутким руководством прародителя Вулкана и был среди первых из его учеников, восславивших его как примарха. Свои умения Т'келл передал будущим поколениям Саламандр вместе с сокровенными тайнами, изученными под руководством техноадептов Марса. Магистр кузницы был давно мертв, и его место заняли другие, но свершения Т'келла продолжали жить. Пещера была лишь одним из них.
Огромный резервуар лавы занимал ее дно. Горячая тягучая магма, выходя из-под земли, служила источником жизненной силы для горы Смертного Огня. Она собиралась в глубоком бассейне из вулканического камня, опоясанного слоями огнеупорного керамита, и, поднявшись, вытекала через один из многочисленных естественных протоков в скале. В пещере не было ни единого светильника, ибо в них не было нужды: лава источала теплое призрачное сияние. Двигались тени, пламя трещало и фыркало.
Капеллана Элизия скрывала тьма, хотя он стоял на скальном выступе, выдающемся из противоположной от Дак'ира стороны пещеры. Плевок лавы бросил резкий оранжевый отсвет на скалу. Этого Дак'иру хватило, чтобы разглядеть эбеново-черные доспехи и слоновую кость череполикого шлема. Вспышка коснулась лишь выпуклостей застывшей маски. Глаза капеллана под линзами рдели красным дьявольским светом.
Изоляционизм служил фундаментальным принципом прометейского учения. Считалось, что только так Саламандр может обрести необходимые для исполнения долга перед Императором внутреннюю стойкость и уверенность в себе. Элизий полностью вобрал в себя этот идеал. Он был замкнут и холоден. В ордене поговаривали, что вместо основного сердца у капеллана камень. Дак'ир подозревал, что слухи эти могут быть недалеки от истины.
И хотя Элизий почти всегда был сдержан, в бою он становился совершенно другим. Его неугасимое рвение, почти осязаемое, острое, как клинок, и неистовое, как голос болтера, сплачивало боевых братьев. Его ярость, его горячая приверженность культу Прометея передавалась и им. Сколько раз на войне вера капеллана превращала горькое поражение в тяжким трудом добытую победу.
На поясе у капеллана висел знак посвящения: символическое изображение молота. Это была Вулканова Печать, и некогда ее носил знаменитый капеллан Хавьер. Наследие Хавьера, давно уже мертвого, как и многие другие герои, перешло к Элизию.
Там, на самых высоких уступах пещеры, капеллан стоял не один.
Саламандры первой и третьей рот наблюдали за церемонией с кольцевых уступов, стоя во фронт в темных нишах и сверкая красными глазами. Этой глазной мутации не избежал ни один Саламандр. Генетический изъян, порожденный реакцией на излучение изменчивого домашнего мира, вместе с ониксово-черной кожей придавал Саламандрам почти демонический облик, хотя среди Астартес Императора не было защитников человечества благороднее и преданнее, чем огнерожденные.
Магистр ордена Ту'Шан наблюдал за церемонией с массивного каменного сиденья. По обеим сторонам от него расположились телохранители, Огнедышащие Змии, воины первой роты — его роты. Почетные отметины покрывали благородный лик Ту'Шана — физическая история его подвигов, выписанная на эбеново-черной коже, выжженные шрамы, какие были у каждого Саламандра в соответствии с прометейскими традициями. Немногие из ордена, лишь самые прославленные ветераны доживали до шрамов, которые выжигались на лице. Как регент Прометея, Ту'Шан был облачен в комплект древних силовых доспехов. Его могучие плечи облегала пара наплечников, выкованных в виде ощерившихся огненных ящериц, от которых орден и получил свое название. Мантия из саламандровой шкуры — усыпанная наградами и более древняя, чем те, что носили Огнедышащие Змии, — ниспадала по широкой спине магистра. Лысая голова Ту'Шана блестела, отражая свечение лавы. Тени от бурлящей магмы ползли по стенам, словно щупальца закатных сумерек. Глаза Ту'Шана походили на два плененных солнца. Уперевшись подбородком в кулак, магистр ордена предавался размышлениям, непроницаемый, словно камень самой горы.