Смекнув наконец, с какой целью явились к нему без спросу атаманы, Пугачев похолодел, но постарался держать себя в руках.
— Вот, значит, как! В такое-то время вы своему государю изменить вздумали! — с упреком произнес он.
Но те, не ответив, набросились на него.
— Одумайтесь, ироды! — гаркнул, увертываясь, Пугачев. — Сынок-то мой, Павел Петрович, вам не простит!
На кого-то это подействовало. Один или двое из сомневавшихся замешкались и попятились назад.
Пугачев, рассчитывавший на поддержку простых казаков, нарочно тянул время. Но никто из них так и не появился, и он был вынужден протянуть руки вперед.
— Валяйте, вяжите вашего государя! Токмо на пощаду Павла Петровича не уповайте! Уж он-то вам спуску не даст!
— Про то, как Пал Петрович поступит, наперед гадать нечего, — невозмутимо произнес Иван Творогов, связывая ему руки.
Насильно усаженный в седло Пугачев еще долго дергался, продолжая надеяться на то, что простые казаки за него вступятся. Но, как оказалось, ждал он напрасно.
Уже в пути Пугачев поинтересовался:
— И куды ж вы меня везете?
— До Яику, — сообщил ему Чумаков, отводя глаза в сторону.
— А зачем меня где поближе не сдали, командиру какому? Мало ли их ноне окрест ошивается.
— Да ты сам посуди, какой нам от ентих командиров прок. Мы тебя яицкому коменданту сдадим да повинимся. Глядишь, кара страшная нас и минует.
— Ну, ну. Дерзайте, авось и впрямь помилуют, — невесело усмехнулся Пугачев.
Потеряв последнюю надежду на великодушие давних своих соратников, Пугачев, улучив во время очередного привала момент, шепотом обратился к приставленному к нему казаку Алексею Фофанову:
— Веришь ли ты, братец, что я и есть государь Петр Федорович?
— Верю, царь-батюшка.
— А коль веришь, пособи мне, сердешный.
— Я бы рад тебе помочь, царь-батюшка, да как же я супротив атаманов пойду, — робко ответил Фофанов.
— А я от тебя ничего такого и не требую, токмо сообщи бригадиру Салаватке Юлаеву, что меня связанного в Яик везут. И все дела.
— Да где ж я бригадира сыщу, царь-батюшка?
— Как встретишь по дороге какого башкирца, шепни ему, а уж он-то сумеет его разыскать.
— Выходит, мне самому нет нужды ехать?
— Нет, родимый.
Здесь их разговор прервался, но вскоре Алексей Фофанов, набравшись смелости, нарушил молчание:
— Царь-батюшка, а у меня другая задумка имеется.
— Какая задумка?
— Дружки у меня есть закадычные среди казаков: Михайло Маденов, Кононов Васька да Сидорка Кожевников. Попробую снестись с ими. Можа, придумаем, как тебя вызволить, а?
— А оне надежные?
— Дюже надежные ребята. За тебя, царь-батюшка, голову сложить готовы, — с жаром проговорил Фофанов и осторожно перекрестился. — А уж коль сорвется, тады и дадим знать башкирцам.
Пугачев подмигнул ему в знак согласия.
— Не откажи мне в просьбе, братец, — обратился он к казаку после недолгого молчания. — Уж больно крепко меня связали. Веревка до крови впилась. Будь любезен, пособи. Сделай так, чтоб я мог сорвать ее при случае.
— Слушаюсь, царь-батюшка!
Только он было приготовился ослабить веревку, как подоспел Иван Творогов. Осмотревшись с опаской по сторонам, он смерил Фофанова недоверчивым взглядом.
— И об чем же вы тут шушукались?
Казак побледнел от страха и невольно выпрямился.
— Никак нет, Ва…вашбродие… — начал было он, заикаясь, но Пугачев пришел ему на выручку.
— Водицы я у него попросил. Токмо и всего. Так он не согласился, мол, при исполнении… А у меня в горле пересохло. Дали бы жажду утолить!
Творогов кивнул казаку.
— Ступай за водой.
— А кто за царем-батюшкой присмотрит?
— Покуда я тута, никуда твой батюшка не денется, — с усмешкой произнес Иван Творогов.
Испив принесенной казаком водицы, Пугачев приподнял плечо и попытался утереть обмоченные усы и бороду.
— За то, что ты измываешься надо мной, над ампиратором расейским, тебе еще крепко достанется, Иван! Ты еще поплатишься за грех свой, иуда…
— Ух, и достал же ты меня своими сказками! Кажный день одно и то же талдычит! — с досадой произнес тот и тут же заменил Фофанова другим казаком.
«Не доверяют мне», — с обидой подумал Алексей и решил ускорить освобождение «царя-батюшки».
Однако планам его не суждено было сбыться. Затесавшийся среди казаков предатель выдал Алексея Фофанова, Михаила Маденова и других их товарищей заговорщикам.
Лишившись поддержки выказавших ему верность людей, Пугачев рассвирепел. Бессилие сводило его с ума. И он стал выжидать удобный момент, чтобы перейти к решительным действиям.