Большой и Малый Рог, о которых упомянул Почиталин, были удалены от материка более, чем на четырнадцать кабельтов[93], тогда как крепость Рогервик вместе с полуостровом выдавалась в море на двадцать четыре кабельтова.
Когда-то Петр Первый, проезжавший морским путем в Рогервик, обратил внимание на широкую и глубокую бухту, которая не принимала в себя губительных для морских судов пресных вод. Оценив все это, Петр вознамерился перенести туда свой военный порт.
Рогервик был заложен летом 1718 года самим Петром Первым, после чего сюда нагнали полторы тысячи каторжников и до двух тысяч солдат. За короткий срок он действительно превратился в порт военного назначения. Однако со смертью царя строительство замедлилось, а осенью 1757 года и вовсе приостановилось. Строительные и ремонтные работы оживились здесь лишь спустя пять лет, уже при Екатерине Второй, а сам порт стал с тех пор называться Балтийским.
Планировалось возведение пяти бастионов, мол-дамбы, гавани, крепости и разных других сооружений. Поставки необходимой для этих целей древесины обспечивались за счет вырубки лесов Эстляндии и Лифляндии, камень доставляли из карьера. В 1768 году строительство вновь прекратилось, а каторжники были отправлены в Сибирь…
Почиталину были известны кое-какие из этих сведений, и он охотно поделился ими со своими товарищами.
Вдруг дверь в казарму со скрипом отворилась, и все замерли. Светя тусклым фонарем, внутрь вошел офицер, оставив у входа двух сопровождавших его солдат. Он молча осмотрел помещение и тотчас же вышел, не потрудившись даже прикрыть за собой дверь.
— Ух, чтоб вас, изверги! Нас тут и без того колотит!.. — пробурчал Почиталин и со злостью захлопнул дверь.
Охота к разговорам после этого визита у заключенных отпала. Один за другим они стали укладываться. Но даже когда все заснули, полной тишины не было. Кто-то храпел, а кто-то ворочался и бредил, бормоча и постанывая. Одному Салавату не спалось. Рассказанное Почиталиным не давало ему покоя, заставив всерьез задуматься. Если полуостров и в самом деле удобно расположен, как говорит Иван, может, попробовать сбежать отсюда? Весною, когда станет посуше, караульным за беглецами не угнаться. А пока надо пользоваться любым подходящим случаем, чтобы как следует изучить окрестности и запастись нужными вещами…
Салават решил начать завтра же. Протаскав к морю за целый день множество камней, к концу он выдохся, однако вернувшись после работы в казарму, не улегся, против обыкновения, отдыхать. Сказав себе, что не знать здешних мест грешно, Салават вышел наружу.
Дул сильный ветер. Море штормило. Обрушивая на крутые скалистые берега громадные волны, оно ненадолго отступало, прихватывая с собой все, что было ему под силу. И так без конца, в вечном движении. Под постоянным натиском морских волн некогда мощная гавань с годами приходила в негодность, мол же постепенно исчезал под водой. А ремонтировать его — все равно что вить аркан из песка. Кто же додумался сюда глыбы таскать? Уж не для того ли, чтобы каторжников хоть чем-то занять? Обидно и больно видеть, как во время шторма целые груды натасканных ими камней смывает в море…
Каково же скованному цепями Салавату бродить по этой чужой неприветливой земле вдали от родного Урала, от семьи. Совсем глухо. За все время ни одной весточки с родины! Узнать бы, как там мать, женушки, сыновья да любимая дочка.
Наблюдая за волнами, с остервенением набрасывающимися на береговые укрепления, Салават все больше погружался в безысходную тоску и время от времени смыкал веки, кое-как сдерживая наворачивающиеся слезы…
Салават смотрел на бушующее море, но видел перед собой речку Юрюзань.
«Эх, Уралкай мой, край родимый, суждено ли мне когда-нибудь увидеть тебя вновь… Все в руках Аллаха…», — вздыхал батыр.