— Да, беру, — бодро и уверенно отвечал Юлай.
Его слова подтвердили, в свою очередь, и свидетели-шахиты.
Удостоверившись еще раз, что выкуп-мэхэр за невесту отдан сполна, мулла прочел несколько наставлений молодоженам и участвовавшим в никахе молодым парам.
Дождавшись, когда он кончит, Хагынбай, которому не давала покоя судьба дочери, выходящей замуж в качестве второй жены, осторожно спросил:
— Хэзрэт, а что делать моей дочери, ежели ее муж захочет третью жену взять? Можно ли ему запретить?
— Нельзя, — ответил мулла. По шариату мужчине дозволено иметь четырех жен. Только он обязан выполнять при этом некоторые условия. Ко всем женам он должен относиться одинаково. Положим, у мусульманина две жены. Если он провел один день с одной женой, то на второй должен быть с другой. Покупая какую-нибудь вещь одной жене, он дарит точно такую же или равноценную второй. Так же и с домами. У каждой из его жен может быть свой дом… Как завещал нам Мухаммат-бэйгэмбэр: «О добродетелях ваших будут судить по вашим женам». Пусть Аллахы, субхана ва тагаля, даст мир и благополучие семьям нашим. Да суждено нам будет воспитывать детей наших в благочестии. Амин!
После того как родители Салавата и Гюльбазир обнесли гостей подарками, мулла спросил потихоньку у Хагынбая:
— Если я не ошибаюсь, дочери твоей семнадцать?
— Да нет, пятнадцать исполнилось.
— Значит, придется записывать не никах, а ижап-кабул[49], — сказал он, беря в руки тетрадь с карандашом.
После мэжлеса Салават впервые вступил в дом Гюльбазир на правах зятя-кейяу, сделав родителям жены богатые подношения: тестю — жеребца, теще — шубу из шкурок лисьих и куньих лапок, корову для свадьбы да двадцать рублей деньгами. А самой кэлэш[50] преподнес платье, платок, серебряное колечко, душистое мыло и деньги. Ночь они провели вместе.
Вымывшись поутру в бане, Салават отправился к себе. Продолжение туя было назначено на третий день, который приходился на конец недели.
В урочный час родители Гюльбазир вышли к калитке, чтобы встретить сватьев и прибывших вместе с ними сородичей.
— Айдук — добро пожаловать!
— Уж как мы вас ждали, как ждали!
После чаепития Хагынбай, оставив у себя зятя и его родителей, развел остальных гостей по другим избам, заранее договорившись с хозяевами.
Когда все было готово для застолья, гости вновь потянулись к дому Хагынбая. Поджидая запаздывающих, пришедшие пораньше кунаки с удовольствием общались, неторопливо расспрашивая друг друга о жизни, о скотине-имуществе. Тон задавали, в основном, акхакалы. Те, что были помоложе, сидели, помалкивая. Только с дозволения старших они могли время от времени вставить словцо, да и то лишь в тех случаях, когда приходилось отвечать на их прямые вопросы.
Как только все собрались, хозяин прервал разговоры, обратившись к гостям с предложением вымыть руки.
По знаку Хагынбая служивший у него в работниках молодой парень внес медный таз и кумган, наполненный подогретой водой, и поднес их самому почетному гостю — Юлаю. После этого он перешел к мулле.
Когда устроившиеся на нарах мужчины омыли руки, медный таз с медным кумганом перекочевали на женскую половину.
Тем временем Салават и Гюльбазир тихо сидели возле сувала за занавеской.
Сказав «бисмилла», мулла прочел подходящее к случаю сурэ из Корана, и только после этого гости осмелились притронуться к пище. Протягивая руки к деревянным блюдам, они стали доставать куски конины, вежливо предлагая друг другу казы, и с наслаждением потягивать из чашей наваристую хурпу, приправленную зеленью лука, разжиженным курутом и перцем.
Спустя некоторое время подали олюш[51]. Обслуживающий гостей аяксы[52], согласно обычаю, потчевал их не только кушаньями, но и прибаутками: