Смутившись, Салават отошел к Селяусену.
— Ну, дускай, теперь твой черед из лука стрелять!
Зацепившись одной ногой за стремя, Селяусен с первой же попытки ловко вскочил в седло.
— Айда, коняшка, давай-ка и мы с тобой себя покажем, — крикнул он и, присвистнув, помчался по поляне. Доскакав до леса, он развернулся назад и, натянув тетиву, выпустил из лука стрелу.
— Хай, афарин! — раздался возглас всеобщего одобрения.
— Глядите-ка, и его стрела в самую середку угодила!
Однако оценив глубину отверстия, акхакалы признали первенство за Салаватом.
— Салауат-то наш времени даром не теряет, постоянно у своего отца что-нибудь перенимает. А уж Юлай знает в военном деле толк, поднаторел в дальних походах, — сказал один из них.
— Так-то оно так, только ведь сынок его и сам по себе егет что надо. Не обидел его Аллах силушкой, — вмешался другой. — Помяни мое слово — как возмужает, не будет ему равных…
Салават делал вид, будто не слышит, о чем разговор. Обтерев мокрый лоб краем рукава, он расстегнул ворот и подергал на груди рубашку, обмахивая потное тело.
— Ух и духотища!.. Тяжело во время у разы упражняться. Без еды еще быстрее выдыхаешься.
— Без еды-то еще можно продержаться, а вот без воды совсем худо — глотка пересохла, — пожаловался Селяусен.
— Сколько уже выдержали, перетерпим как-нибудь. Не так уж много времени до ужина осталось.
— Может, хватит на сегодня?
— Вы идите, а я тут еще немного побуду, — сказал Салават.
Когда товарищи разошлись, он, оставшись вдвоем с помощником, не дав себе передышки, взобрался с ногами на хребет лошади и стал учиться скакать стоймя.
— Ага, на этот раз я ни разу не свалился, — радостно воскликнул он. — Попробуем-ка теперь еще один прием отработать.
— А ты не хочешь научиться скакать вниз головой, хужа? — спросил хезмэтсе[54].
— Нет, я думал освоить другой прием.
— Какой?
Отойдя подальше, Салават приказал парню разогнать жеребца в его сторону. Тот испугался.
— А он не затопчет тебя невзначай?
— Не затопчет, делай, что велено!
Куда деваться подневольному? — Пришлось повиноваться. Хезмэтсе запрыгнул на своего коня и поскакал, направляя второго лихого скакуна прямо на Салавата. Черный айгыр помчался во всю прыть. Доскакав до хозяина, он, едва не задев его, резко уклонился в сторону. В тот же миг Салават кинулся к нему и, изловчившись, уцепился за конскую гриву. Айгыр потащил батыра за собой. Совершив несколько шагов вприпрыжку, тот проворно вскочил на ходу, за счет силы своих рук, прямо в седло и ринулся вперед, подгоняя скакуна.
— Живее, коняшка, быстрей-быстрей!
Дома батыра с нетерпением поджидали жены. Приласкав их обеих и маленьких сыновей, он глотнул воды и приступил наконец к трапезе:
— Ля илляхи илляллаху…
После вечернего намаза Салават решил заняться чтением. Придвинувшись поближе к пламени свечей, он стал перебирать стопку книг в бархатных и кожаных переплетах. Если прежде Салавата интересовали мунажаты великих Фирдауси, Саади и Навои и он даже пытался выучить некоторые из них наизусть, то теперь он увлекся произведениями Джами «Саламан и Абсаль» и древнебашкирского поэта Кул Гали «Кысса-и Йусуф».
Салават всей душой прочувствовал дастан Низами Ганджуи «Хосроу и Ширин». Его потрясли любовь красавицы Ширин и шаха Хосроу и чувства скульптора Фархада к Ширин. И он никак не мог смириться с перерождением Хосроу, воспылав к предателю самой настоящей ненавистью.
Читая о его коварстве, Салават невольно сравнивал жизнь людей той эпохи с судьбой башкирского народа, делая важные для себя выводы. В общем, с каждой прочитанной книгой Салават открывал для себя все больше и больше нового. Не довольствуясь литературой, которую ему приходилось брать у муллы Арыслана, он при случае выписывал нужные книги из дальних мусульманских стран.
Узнав об интересе Салавата к наукам, Юлай возмечтал отправить его, при посредничестве академика Рычкова, учиться в Петербург.
Связи с Рычковым Юлай не терял. На исходе зимы в Шайтан-Кудейскую волость приехал по его приглашению его младший сын.
Тянувшийся к общению с образованными людьми Салават от души радовался их новой встрече.
— Здорово, что вы к нам опять приехать надумали, — сказал он Николаю, пообещав ему показать окрестности.
— Спасибо, дружище. Больше всего мне хотелось бы проехаться по зимнему лесу, — ответил тот.