— Да буквально все…
— Как я понимаю, в том числе и то, что происходит сейчас в стане этого злодея?
— Боже мой, само собой! — с жаром воскликнул ученый.
— Ну что ж, Петр Иванович, пожалуй, дерзну помочь, исключительно из уважения к вам и ради науки. Только придется взять с вас слово, что никто о нашем с вами разговоре не узнает, — сказал Чучалов и вкратце поведал ему о последних событиях.
…Численность разместившегося в Бердинской слободе войска Пугачева с каждым разом увеличивалась. В свободное от ежедневных учений время повстанцы совершали набеги на окрестные селения, грабя имения местных дворян, помещиков и чиновников, либо кутили, развлекаясь с супругами и дочерьми казненных офицеров.
Не уступал казакам и сам «государь». Взяв в жены юную красотку Устинью, он пустился во все тяжкие, однако даже в пьяном угаре умудрялся не терять бдительности. Пугачев постоянно проверял дозоры, беспощадно наказывал нарушителей военной дисциплины. Несколько казаков были даже повешены. С пленными офицерами и помещиками расправлялись с еще большей жестокостью. Казни совершались каждодневно. Овраги в окрестностях были уже завалены трупами…
— Каков душегуб! — воскликнул потрясенный рассказом Чучалова ученый и спросил: — Кстати, а разве он не был доселе женат?
— Устинья — его вторая жена, — сообщил секретарь. — Первую зовут Софья Дмитриевна. Она родила ему пятерых детей. Двое умерли. Старший из трех оставшихся в живых — сын Трофим. Ему лет десять. А еще две младшие дочери есть — Аграфена и, кажется, Христина.
— Где же они теперь?
— По особому указанию ее величества государыни-императрицы всю семью препроводили в Казанскую тюрьму.
— Выходит, у злодея одновременно две жены? Как же сие понимать? — недоумевал Петр Иванович.
— А чему тут удивляться? Раскольник, как сказывают, в церковь не ходит и, стало быть, веру нашу не признает, — презрительно усмехнулся Чучалов.
— Ну да, конечно, вы правы-с, — со вздохом ответил Рычков.
Секретарь канцелярии вдруг зябко поежился, потом встряхнулся и слегка потянулся.
— Прошу меня извинить, Петр Иваныч, — сказал он, медленно поднимаясь с места. — Но я вынужден признаться, что сильно утомился. Ежели я не передохну хотя бы самую малость, днем на службе от меня не будет никакого толку…
Рычкову не оставалось ничего другого, кроме как вежливо откланяться.
— Премного благодарен вам, Петр Никифорович! Остальное, смею надеяться, вы доскажете позже.
Дома его с нетерпением поджидала Алена Денисьевна.
— Почто не спишь, Аленушка?
— Помилуй, Петруша. Да как же я могу спать, когда тебя дома нет!
— Так я и знал, — устало произнес Рычков, целуя жену в лоб.
Только он начал раздеваться, как раздался пушечный залп и в тот же момент зазвенели стекла окон. Вслед за первым раздался второй, потом третий…
Прислушиваясь к звукам канонады, Рычков вначале замер, потом вдруг опомнился и бросился в переднюю.
— Я непременно должен быть с солдатами!
— В такую-то стужу? — встревоженно спросила Алена Денисьевна.
— Для меня крайне важно писать все с натуры, быть слышателем и самовидцем всего происходящего…
Рычков проворно сунул ноги в валенки, нахлобучил на голову меховую шапку, сдернул с вешалки шубу и, запахиваясь на ходу, выскочил наружу.
VI
Тем временем Салават переезжал из одного аула в другой, набирая башкир в войско Пугачева, и однажды навестил Селяусена.
— Как поживаешь, дускай[71]? — кинулся к нему тот, не скрывая своей радости.
— Хорошо, — ответил Салават.
— И каким же ветром тебя к нам в Бушман-Кыпсак занесло?
— Да вот, Петр-батша послал народ собирать. А отец твой, Кинья-агай, просил меня к тебе по пути заехать, сказать, что тебя батша к себе требует.
— Так ведь и трех суток не прошло, как я там был, — удивился Селяусен. — Случилось что?
— Да нет, пока все по-старому. Просто у батши до писарей большая нужда, кто по-нашему писать умеет.
— А ты?
— Нет, брат, такая работа не по мне. Я хочу сам с войсками Абей-батши сражаться.
— И Бугасай, как я вижу, согласился тебя отпустить?
— Еще бы. Башкортам он всегда рад, особенно конным. Он мне поручил указы повсюду развозить, своих да инородцев против войск Абей-батши настраивать. А про тебя сказывал, будто ты вместе с отцом наловчился фарманы[72]писать. Батша знает, что с фарманами сподручнее к народу обращаться.