— Ваше высокоблагородие, у нас вам нечего опасаться. Народ готовится встречать вас с хлебом-солью.
Михельсон удивился.
— А как же Зарубин? Разве ж его там нет?
Есаул прищурился, пряча под усами лукавую улыбку.
— Граф Чернышев… — начал было он, но вдруг осекся и поправился: — Прошу прощения, Ваше высокоблагородие, главарь душегубцев Зарубин-Чика находится в Табынске…
— Вот как? А почему тогда тихо? — грозно надвинулся на него Михельсон.
— Как же не быть тишине, Ваше высокоблагородие, коль Зарубин да дружки евоные на цепи сидят.
Командующий потерял всякое терпение.
— Ничего не понимаю! Что ты там болтаешь, есаул? Ты мне можешь все толком объяснить?!
Есаул сначала побледнел, потом покраснел.
— Слушаюсь, Ваше высокоблагородие, — прокричал он с перепугу, отдавая честь, и принялся рассказывать о том, что произошло в Табынске.
Как оказалось, Зарубин-Чика со своими товарищами, бежав из Чесноковки, остановился по дороге в Табынск у приказчика Богоявленского медеплавильного завода с тем, чтобы перекусить. Асабин с женой, договорившись между собой, опоили незваных гостей водкой. Когда тех развезло до бесчувствия, они связали их по рукам и ногам и приказчик отвез их в Табынск.
— И что же, злодеи все еще там находятся? — продолжал сомневаться командующий.
— Так точно-с, Ваше высокоблагородие, главари разбойничьи у нас, — с гордостью подтвердил есаул.
Подполковник Михельсон решился, наконец, ехать дальше. Завидев толпу горожан, встречавших его с хлебом и солью, он окончательно успокоился.
Спустя некоторое время к нему приволокли закованных в кандалы по рукам и ногам Зарубина-Чику и его товарищей.
— Отправить злодеев в уфимскую тюрьму под усиленной охраной, — приказал Михельсон, брезгливо оглядев пленников с головы до ног, после чего отдал распоряжение о награждении приказчика Асабина и жены его Марии пятьюстами рублей.
В Уфе Михельсону была предоставлена хорошая квартира. Обустроившись, он первым делом сел писать рапорт генерал-аншефу Бибикову.
«Ваше высокопревосходительство Александр Ильич!.. Довожу до Вашего сведения, что после того как обосновавшиеся неподалеку от Уфы в деревне Чесноковка бунтовщики были нами истреблены, а главари оных заключены в тюрьму, в Уфимской провинции восстановлено спокойствие. Только здешние башкирцы подчиниться нам и сложить оружие не желают. Пока не знаю, коим образом можно усмирить за короткий срок сих горячих, злых и прославившихся своей безрассудной отчаянностью и дерзостью башкирцев. Пленить их невозможно, ибо, не желая сдаваться живыми, они бьются до самого конца, пока не истекут кровью. Они прячутся по чуланам и подвалам, а когда за оными приходят наши солдаты, дабы арестовать, бесстрашно кидаются на них с саблями, копьями или дубинами…»
Услыхав, как осторожно открывается дверь, Михельсон отвлекся, приподнял голову и увидел заглядывающего в его комнату коменданта Мясоедова.
— Вы по какому делу ко мне, господин полковник? — спросил Михельсон.
— Прошу прощения за вторжение, Иван Иванович, но как прикажете поступать с прибывающими отовсюду делегациями? Хотел бы знать, пускать их в город или нет.
— Имеются ли среди них башкирцы?
— Башкирцев пока что не видать. Однако я, со своей стороны, настоятельно рекомендовал бы вам принять двух мишарских старшин — Миндея Тупеева и Султанмурата Янышева. Они привели с собой пятисотенный отряд.
— Вот это да, просто замечательно! — радостно воскликнул Михельсон, потирая ладони, и тут же выразил желание встретиться с обоими.
XI
Емельян Пугачев, не ведавший о событиях, разворачивавшихся под Уфой, известие о приближении князя Голицына к Оренбургу воспринял без паники.
— Нас им не одолеть. А в случае чего, мы к Зарубину в Чесноковку подадимся, — рассудил он и не поддержал предложение Хлопуши выступить навстречу неприятелю.
— И что ж нам теперича делать? Дожидаться, покудова князь с гарнизоном сойдется и наступление зачнет? — спросил тот.
— А мы и не станем дожидаться. До того, как князь Голицын досель доберется, попробуем по-быстрому Оренбург взять, — сказав это, Пугачев велел готовиться к штурму. Повстанцы подступали к городу несколько раз подряд, но все атаки были отбиты.
Поняв, в конце концов, что до прибытия колонны Голицына ему Оренбургом не овладеть, Пугачев оставил под осажденным городом тысячу человек, а основные силы увел в сторону Татищевой крепости.