— Дай срок, родимый. Мне бы токмо до престола добраться. Пошлю я эту потаскуху куда подальше, заместо ей сынка мово Павла Петровича посажу и тебя за твою службу верную в царские палаты зазову. И будешь ты у меня министр, — приговаривал он, обнимая трепещущего от страха Скрипицына.
Пирушка растянулась на всю ночь.
В отведенную для него комнату Пугачев удалился едва ли не на рассвете. Но ему не пришлось долго почивать.
— Ваше величество, я к вам по срочному делу, — прошептал ему на ухо явившийся вскоре подпоручик Минеев.
Стиснув зубы от невыносимой головной боли, морщась и постанывая, Пугачев кое-как повернулся и пошевелил губами.
— Опосля скажешь, когда просплюсь…
Подпоручик не посмел ему перечить.
— Слушаюсь, Ваше величество, — бодро проговорил он, отдавая честь, и попятился было к выходу, но в тот самый момент в пугачевскую опочивальню вошел, припадая на одну ногу, Салават Юлаев.
— Постой. Доложишь государю, зачем приходил! Не откладывай, не то поздно будет.
— Есть, Ваше высокоблагородие! — вытянулся в струнку Минеев.
Салават склонился над задремавшим было опять Пугачевым и попытался его растормошить. Тот очнулся, нехотя поднялся и, запустив руку за пазуху, поскреб под мышкой.
— Ну чего тебе? — громко зевая, спросил он.
— Подпоручик доложит, батюшка.
Пугачев вдруг враз протрезвел, встряхнулся и, вскинув голову, уставился на застывшего у порога Минеева.
— Что стряслось, говори немедля!
— Ваше величество, майору Скрипицыну верить нельзя. Он перед вами стелется, а сам недоброе замышляет. Они давеча с капитаном Смирновым в Казань письмецо отписали.
— Что еще за письмецо?
— Перед губернатором оправдываются: так мол и так, ждали подмоги, держались, сколь могли, пока весь порох да патроны не вышли…
— Ты что несешь, окаянный?! — топнул ногой Пугачев и просверлил Минеева колючим взглядом. — Пошто напраслину на человеков возводишь? Стравить меня с ими задумал, а?!
— Христос с вами, Ваше величество! — дрожа от страха, пролепетал подпоручик и несколько раз судорожно перекрестился. — Они и отправить-то его не успели. Ей-богу, не вру. Ежели сумлеваетесь, велите проверить. То письмо, должно быть, у майора в кармане.
— Что ж, проверим, — угрюмо произнес Пугачев, потирая лоб, и приказал обыскать Скрипицына.
Слова подпоручика Минеева подтвердились. Письмо на имя казанского губернатора Бранта действительно оказалось в его кармане. Когда писарь зачитал его, Пугачев не на шутку разбушевался.
— Повесить предателей!
Несколько казаков кинулись исполнять его распоряжение, вздернув заговорщиков на виселицу.
Сразу же после казни Пугачев произвел Минеева в подполковники.
Доставшееся повстанцам гарнизонное имущество, включая пушки, ружья, порох, провиант, одежду и казенные деньги, было снесено в одно место за пределами крепости. Приказав выгнать все население за городские ворота, Пугачев дал команду сжечь Осу.
Оттесненные от стен городка люди увидели взметнувшийся вверх густой черный дым и, придя в неописуемый ужас, заголосили.
— Пожар! Все наше добро сгорит!
— Царь-батюшка, вели потушить!
— Остались мы без кола, без двора!
— Как же нам теперича жить-то?!..
Обещавший башкирам вернуть их земли-воды Пугачев крикнул:
— Мы переселим вас в Кунгурский уезд, на свободные земли!
— Не желаем отседова уходить!
— Ах, не желаете?! Ну тогда ступайте на все четыре стороны! — отмахнулся от них Пугачев.
— Дозволь нам тут, на своей земле, остаться, царь-батюшка…
— Ить, заладили. То не ваши, а башкирцев земли!..
Оставив превратившуюся в громадную груду пепла и угля крепость, повстанцы прямиком двинулись к Каме. Когда удалось отыскать наиболее подходящее для форсирования место, Пугачев собрал своих помощников на круг.
— Господа казаки, надобно посоветоваться, — важно произнес он. — Полковник Минеев считает, что мы должны спешно идти на Казань.
— Уж и не знаю, что сказать, государь… — пожал плечами Белобородов и, сдвинув шапку на лоб, почесал затылок. — Рази ж Казань нам по зубам?
— Полковник Минеев уверяет, будто войско у Бранта так себе.
— Так чего ж мы тогда голову ломаем! Грех не попользоваться.
— Вот и я так разумею! Добро, готовьтесь к переправе, — сказал Пугачев и обернулся к безмолвствовавшему все это время Салавату. — Ну а ты, бригадир, останешься. У тебя своя задача — очистить свою Башкирь от врагов лютых.
— Слушаюсь, Ваше величество, — тихо отозвался тот. — А с башкирским войском как быть?