Выбрать главу

И сразу же пахнуло дымом. Ваське показалось, что он бредит, но новая дымовая волна была резче и отчетливее.

- Дым!

- Дым, - не сразу подтвердил Ситников. - Право на борт.., одерживай.,, так держать.., - и, когда истребитель лег на новый курс, добавил: - Ты некурящий, оттого и услышал первый.

Дым исчезал, но возвращался каждый раз гуще. Постепенно убавляя ход, "Смелый" вышел прямо на баржу. Перед ней смутно чернели сторожевики. Ситников взял мегафон:

- На головном!

- Есть! - отозвался головной сторожевик.

- Куда ушли?

Сторожевик ответил не сразу и новым голосом:

- Говорит "Разин". Кто спрашивает? Васька вздрогнул:

- Безенцов!

- Без тебя знаю, - тихо сказал Ситников. Громко в мегафон: - Истребитель "Смелый", флаг коморси,- И снова тихо: - Пускай попрыгает.

Безенцов в самом деле заговорил по-другому:

- Есть, есть! Мы намотали на винт буксир. Сдрейфовали и потеряли место. Теперь все в порядке.

- Следовать за мной, - передал Ситников, и "Смелый" дал ход.

Впереди поблескивал огонь дивизиона. Дело было сделано, но Васька радости не ощущал. В его ушах звучал голос Безенцова, и наконец он не выдержал:

- Видел ведь огонь. Почему сам не пошел? Но Ситников не ответил.

- Почему, гад, винт замотал? Нарочно, может? Ситников тряхнул головой.

- Ступай спать. Суслов, Савшу - наверх, Столбова, Суомалайнена - в моторы! Сменим вахту.

В кубрике было темно и душно. За бортом журчала вода, мягко потряхивали работавшие малым ходом моторы. Васька лег, и все смятение, вся тревога вдруг оборвались. Не было даже снов - одна сплошная, теплая, мягкая чернота, но сразу же кто-то сдернул одеяло и закричал:

- Всех наверх! Постановка заграждения!

Слепило электричество, и голова кругом шла от мелькавших людей. Васька не мог поверить, что пора вставать, но Совчук сбросил его с койки.

Наверху была совершенная темнота, только восток начинал сереть. Дождь прекратился, и на небе крупными каплями висели низкие звезды.

- Чертов "Дон", - проговорил осипшим голосом коморси. - Когда они потерялись?

- Час будет, - ответил Ситников. - "Прочный" ходил искать, однако не нашел: будто провалились.

- Приготовиться к постановке, - из темноты впереди скомандовал начальник дивизиона.

- Что он делает? - возмутился коморси. - Товарищ Дудаков!

- Есть.

- Рано начинаете!

- Считаю свое место правильным.

- Без определения не ставить. Дождитесь света.

- Определился по маяку Хрони. Постановка на свету бесцельна - увидят... Прикажете сдать командование и следовать инкогнито?

Намек подействовал. Коморси опустил мегафон.

- Прыткий, черт... Откуда мне знать что Хрони горел? . Кстати его зажгли... А впрочем, зачем?

- Может, у них кто-нибудь в море, - предположил высокий флаг-секретарь.

- Новое дело, - пробормотал коморси. - Чепуха! - но все же задумался.

Впереди на "Зорком" дали два коротких свистка - сигнал: построиться в строй пеленга. "Смелый" сразу увалился вправо, следующий за ним "Счастливый" вышел еще правее, весь кильватер раздвинулся, чтобы при постановке концевые истребители не налетели на мины, поставленные с головных. Теперь по долгому свистку и трем коротким должны были начать ставить по мине на каждые двадцать секунд в порядке строя.

Долгий и три коротких. Всплеск впереди.

- Первая! - скомандовал Ситников, и двое моряков выбросили за борт первую мину. Всплеск у борта "Счастливого", потом дальше на "Прочном", потом еще дальше на "Жутком". Потом снова впереди, под кормой "Зоркого".

- Вторая!

"Рыбка" - нехорошая мина. Несмотря на свой сахар, может рвануть прямо у борта и даже в руках, но об этом никто не думал. Работали равномерно и совсем по-будничному. Васька был разочарован. Он ожидал большего возбуждения.

Короткий, долгий, короткий - постановка закончена. Один долгий - строй кильватера. Истребители сразу выровнялись по головному.

- Чисто, - сказал коморси и повеселел. - Вот и насыпали. "Дон", наверное, тоже здесь где-то ставит. Отлично.

Теперь дивизион повернул и шел обратно на Мариуполь. Постепенно светлело. Уже был виден последний в строю "Жуткий". Тянул холодный рассветный ветер, серая вода бежала навстречу, и серое небо постепенно становилось голубым.

Коморси сидел у машинного люка и угощал папиросами. Он был благодушен и разговорчив.

- Цель сегодняшнего похода, - сказал он, - конечно, заграждение. Однако само по себе оно еще не цель. Оно будет служить заслоном для нашего наступления. Сейчас в Мариуполе идет посадка на суда частей морской дивизии. Знаете такую?

- Знаем, - ответил Столбов,-это которые лишние военморы.

- Именно. Не нашедшие применения на флотилии. Так вот, эта дивизия будет под охраной наших боевых судов высажена в тылу противника, в Геническе.

- Лихо! - обрадовался Совчук. - Барону под зад коленкой!

- Совершенно верно. Одновременно наши сухопутные силы нанесут удар с фронта... План проработан во всех деталях и точно согласован. Вам следует о нем знать, потому что вы в этой операции участвуете, а боец, не понимающий того, что происходит, не боец...

- Справа по носу баржа!

На желтой заре появились черные пятна. Они казались висящими в воздухе над горизонтом, дрожали и оплывали, теряя свои очертания, но потом снова становились сторожевиками и баржой.

- Куда уехали? - пробормотал Ситников, поднимая бинокль.

Коморси встал и осмотрелся. По корме замигал огонь. Это был маяк Хрони. Значит, баржа поставила заграждение миль на шесть восточнее, чем надо.,, А может, и вовсе не поставила?

- Эх, планщики! - усмехнулся Скаржинский. - Согласованные.

Совчук тряхнул головой:

- Засохни, сахарница!

Ситников опустил бинокль и протер стекла. Он не мог поверить тому, что видел. Расстояние между силуэтами увеличивалось. Сторожевики уходили от баржи. Почему?

- Сторожевики удирают! - крикнул Васька.

- Как? - удивился коморси. - От кого?

Громко шипела под носом вода, и винты бились, как огромное сердце. Люди молчали. Нет ничего хуже неизвестной опасности и ничего страшнее ожидания. Совчук подошел к сорокамиллиметровой, открыл замок и с коротким лязгом снова его закрыл. Пушка была заряжена, но Совчук не мог стоять без дела. Вторым не выдержал флаг-секретарь. Он бросил папиросу и начал насвистывать "Чижика". Это было нелепо, однако никто не улыбнулся. Вероятно, никто даже не заметил.