Оба старика любят вспоминать молодость, любят хвастаться своим удальством.
Симон говорит:
— Я удалец был в молодые годы! И где только я не бродил: и в стране лезгин, и в стране армян, и даже в Кабарде.
— Кому ты это рассказываешь, Симон! — сердито отвечает Тедо. — Вот я бродил: нет уголка в мире, где я не побывал! Был в Кабарде, в Баку, во Владикавказе много раз и даже до Москвы добрался. Вот я был удалец так удалец! Ты это должен знать, Симон!
— Тедо, ты рассказывай это своим внукам, — они поверят, а я твой сосед. Ты ни разу не переправлялся через ущелье Дарьяла! Вот я — другое дело; я столько раз переезжал через него, что даже счет потерял.
Тедо не сердится, — он только меняет свою позу и говорит спокойно:
— Вон, Симон, там, под ореховым деревом, играют ребятишки. Позови их и повтори им то, что сейчас сказал. Они поверят. Если ты когда-нибудь и ходил по Дарьялу, то это могло быть только тогда, когда по Дарьялу даже и дети могли безопасно проходить.
Так спорили старики о своем удальстве, но дело не доходило у них до большой ссоры; да они один без другого и жить бы не смогли.
Иногда речь у них шла и о царях.
Симон говорит:
— Царей в мире три.
Тедо не соглашается и отвечает:
— Нет, Симон, царей в мире пять.
— Ну хорошо, пять, но из всех царей самый сильный — русский царь.
— Это верно, Симон, — говорит Тедо и продолжает: — А самый большой помещик — наш князь Гарсеван.
И тут Тедо начинает рассказывать о Гарсеване:
— Раз как-то Гарсеван был в России в гостях во дворце у царя.
— Да нет же, Тедо, не Гарсеван был в гостях у царя, а отец его, Росеб, — возражает Симон.
Но Тедо стоит на своем:
— Опять ты споришь, Симон! …Слушай, как это было. Царю кто-то подарил коляску с тройкой вороных, царь сел, чтобы прокатиться, но наш Гарсеван остановил его. «Стой, царь! — сказал он. — Не садись, коней надо сперва попробовать». Царь послушался Гарсевана и говорит человеку, который подарил коней: «Прокатись в коляске, а я отсюда посмотрю, что за кони». Тот отговаривался, но царь приказал, а слову царскому нельзя перечить. Сел человек в коляску, тройка понеслась, проскакала сто сажен — грянул взрыв!.. И коляска, и кучер, и хозяин коляски, и кони — все превратилось в клочья! Тогда царь посмотрел на Гарсевана и сказал: «Ты меня спас от верной смерти. Бери, Гарсеван, полцарства!» Наш князь ответил: «Нет, не возьму, я спас тебя по дружбе».
Тут Симон спрашивает:
— А Гарсеван так и не взял полцарства?
— А на что это ему нужно? Его собственным землям предела нет!..
Так разговаривали старики на скамейке или у камня.
Однажды утром Симон, выходя из дома, увидал во дворе початок кукурузы, поднял его и бросил несколько зерен курице, которая вертелась у него под ногами. Тогда Симону пришла в голову хорошая мысль: «Что я даром сижу? Дай откормлю курицу и потом продам ее за хорошую цену…» Бросает он курице зерна, а та подбирает.
Вот, опираясь на костыли, к скамейке приблизился Тедо.
— Что ты делаешь, Симон?
— Что делаю? Откармливаю курицу к Георгиевому дню.
— Откармливаешь курицу? — недоверчиво произнес Тедо, садясь на скамейку рядом с Симоном.
— Конечно, откармливаю — это для меня привычное дело.
И чтобы еще более поразить Тедо, Симон начинает рассказывать:
— Однажды мы откармливали поросенка к пасхе. Не помню, сколько лет прошло с тех пор, а кажется, что это случилось в прошлом году… Так вот, когда закололи поросенка, все селение сбежалось: сало было, поверь, Тедо, вот такой толщины!.. Да нет, что я показываю… Не в четыре пальца — надо прибавить еще и большой палец… Вот такой толщины было то сало!..
Тедо ответил недоверчиво:
— Э-э, Симон, такого сала не бывает ни у поросенка, ни у взрослой свиньи.
— А вот у того поросенка было, Тедо…
Симон хотел еще что-то рассказать про поросенка, но Тедо встал и отправился к себе домой, проворнее обыкновенного передвигая свои костыли.
— Куда ты, Тедо?
Тедо ковылял, ничего не отвечая. Симон остался один, удивляясь: куда это Тедо мог уйти?..
Но вот Тедо показался опять; в руках у него початок кукурузы. Идет Тедо не торопясь, переставляя костыли, оглядывается, бросает зерна, а за ним, переваливаясь с боку на бок, идет серая утка.
Приблизился Тедо к Симону и сказал:
— Ты свою курицу откармливаешь к Георгиевому дню, а я свою утку кормлю к пасхе. Кушай, утя, утя…
Так и пошло около скамейки и около камня: «цып, цып» да «утя, утя»… Забыли старики про царей, про князей, про собственное удальство, только и было разговору о курах и утках.