Так говорил Джанаспи, но сам больше работать не мог, и лучше бы ему семь раз провалиться сквозь землю, только не работать вместе с другими. Не раз думал он убежать куда-нибудь, но не решался. Мечтал Джанаспи, что хорошо бы записаться в инвалиды, — хоть работы бы с него не спрашивали.
Стал он жаловаться на здоровье и редко выходить на работу.
Однажды Джанаспи в самый разгар уборки пшеницы повалился на землю и начал громко стонать.
Был он уже в летах, никто не подумал, что он симулянт, многие даже пожалели старика.
Только один Тезиев Ислам сказал, проходя мимо:
— Эй, Джанаспи, я знаю, что у тебя за болезнь!
— Если знаешь — скажи. Я вылечусь.
— Не привык ты работать своими руками, а батраков мы тебе не пропишем.
Молча, затаив обиду, лежал на земле Джанаспи, потом кряхтя встал и, опираясь на палку, побрел в село.
На улице селения ему стало легче, — он не видел работу колхозников. Сел он на истертую деревянную скамейку и закурил трубку.
Вспомнил он гордость своих соседей Тотырбека и Ислама, насмешки Ислама.
Вдруг в доме Ислама заиграл патефон.
«Погоди, собачий сын!» — подумал Джанаспи.
Он шел двором, заросшим крапивой. Дома сказал жене:
— Пойди, передай соседке, чтобы она унесла к черту свой патефон, а то я сам туда пойду!
— Что с тобой? — спросила Фатима. — Пускай себе играет: хорошая музыка.
— Не в музыке дело… эта начальная женщина дразнит меня, что у нее вот есть, а у меня нет.
— Успокойся, мы теперь в колхозе, и сыновья в колхозе, и потихоньку начнем сами покупать вещи.
Но Джанаспи не успокаивался.
«Я покажу еще им — и колхозу и колхозницам!..» — думал он, ничего не говоря жене.
Когда Джанаспи приняли в колхоз, то Чермен и Тамара думали, что между ними уже больше нет преграды, но оказалось не так.
Чермен, стесняясь сказать отцу о своем сватовстве, упросил мать поговорить об этом с ним.
Однажды Джанаспи и Фатима сидели дома у очага. Над костром варился ужин, сыроватые дрова шипели и трещали. Собака вошла через открытую дверь, улеглась посреди комнаты, ожидая, что ей бросят кусок чурека, но на нее никто не обратил внимания. Фатима сказала:
— Чермен без Тамары жить не может… Мне она кажется хорошей девушкой.
— О развращенной дочери Тотырбека говоришь?.. — резко отрубил Джанаспи.
— Так ведь она комсомолка и первая ударница!
— Значит, девка все время перед начальством выслуживается; если не на работе, так на собраниях. Если бы Тотырбек не был дураком, избил бы ее хворостиной.
Фатима не так была приучена, чтобы посметь перечить мужу, но все же сказала в защиту Тамары:
— Напрасно ты поносишь девушку, о ней ничего плохого не слышно. В том, что она трудолюбива, порока нет. Она работает, имеет трудодни, получит продукты, домой принесет.
Джанаспи поднял щипцы, которыми поправлял дрова.
Фатима испугалась, не собирается ли Джанаспи ударить ее. Последнее время он ходил злой, и мало ли что может сделать такой человек. Ведь не раз он, бывало, избивал ее палкой, так что синяки неделями не сходили с тела.
Джанаспи подержал в руке щипцы, затем поправил дрова в костре под котлом и сказал:
— Ты про нее ничего не слыхала плохого, зато я про нее знаю все: она даже и не девушка.
— Кто тебе это сказал? Не Саукуыдз ли? Грязный человек, чтоб он пропал без вести!
— Брось это дело! Пусть Тамара будет святая — я не пущу ее в свой дом.
— Чермена погубишь, он боится обратиться к тебе!
— Пускай посмеет! Я ему спину переломлю. Да где это видано, чтобы сын посмел обратиться к отцу с таким вопросом! Это все ты виновата.
— Чем я виновата? Мой любимый сын просил меня сказать душевное слово отцу, он говорит: «Если не Тамара, то вовсе не женюсь».
— И пускай до старости не женится. Из непорядочной семьи она; были они вшивые и, когда переменится власть, опять завшивеют. И к чему мне будут тогда такие родственники. Скажут мне: паршивая лошадь о паршивую чешется.
— Ты убьешь моего маленького Чермена!
— Погорюет, погорюет и другую полюбит.
Прошло несколько дней. Чермен хорошо знал, что мать на его стороне, и терпеливо ожидал ответа.
Застав ее одну, он спросил:
— Нана, ты говорила с отцом?
— Говорила, да он не согласен. Какие-то неприличные истории рассказывал про Тамару. Мне-то она кажется хорошей девушкой, но и я слыхала что-то о ней, а бывает ли дым без огня?
— В прошлом году, — ответил Чермен, — прибежали и сказали, что горит дом тетки. Мы побежали тушить. В самом деле, дым как будто шел из дома, но пожар был на другой улице. Я тебе удивляюсь, нана. Тамара девушка видная, сильная, трудолюбивая, — ей завидуют. Тамара будет тебе хорошей невесткой! Поговори еще раз с отцом.