— Поговорю, но не сейчас, а позже. Мне-то Тамара нравится.
Фатима, оставшись одна, долго думала над словами Чермена… Действительно, люди из зависти способны на сплетни, и всем верить, пожалуй, глупо. Как только поправится муж, надо с ним поговорить.
Джанаспи и не думал поправляться. Он все время сидел на деревянной лавочке возле дома и, завидя кого-нибудь из колхозников, жаловался ему на боль в ногах.
Однажды вечером Тотырбек шел домой. Джанаспи сидел на лавочке и пускал изо рта густые клубы табачного дыма. Они поздоровались друг с другом.
— Джанаспи, когда ты курить начал?
— Скучно старику, вот и балуюсь!..
— Ну как твои ноги, не поправляются?
— Как будто боль немного утихает… Знаю, что нехорошо, что отрываюсь от работы…
— Успеешь и поработать. Урожай хороший, будем есть пироги. И у меня и у Ислама много трудодней.
— Дай вам бог здоровья! — сказал Джанаспи. — А мы-то недавно работаем, я и не знаю, что мы, бедные, получим…
— Что-нибудь и вы получите! — утешил Тотырбек и направился к своим дверям.
В эту минуту у Джанаспи в мозгу появилась злая мысль, он повеселел и обратился к соседу:
— Как это тебе удается приходить домой в эту страду?
— Дело есть, утром вернусь в стан.
— Да, дело не кинешь! — согласился Джанаспи. — Вчера я видел Ислама; он и к вам заходил, — с час пробыл. Наверное, ты ему что-нибудь поручил…
Тотырбек ничего не поручал Исламу, постоял в недоумении и потом ответил нерешительно:
— Да, надо было жене передать что-то…
— О, да ведь он же тебе кумом доводится или дружкой был на твоей свадьбе… Хорошо иметь родственника такого: он любое твое дело за тебя сделает… — сказал Джанаспи, ласково улыбаясь.
Улыбаясь, Джанаспи внимательно смотрел в лицо Тотырбеку, чтобы прочесть, какое впечатление произвели его слова: показалось ему, что камень, брошенный им в сердце соседа, попал в цель.
Тотырбек и Ислам были друзьями с самого детства; Ислам был дружкой на свадьбе Тотырбека, и это их еще более сблизило.
Теперь в душу Тотырбека вкралась тень сомнения в отношениях между его женой и Исламом.
Тотырбек открыл ворота; навстречу ему, виляя хвостом, выбежал Волк — большая, действительно похожая на волка, собака с коротко подрезанными ушами.
Тотырбек всегда был ласков со своей собакой; теперь он отбросил собаку ногой и закричал на нее:
— Вон отсюда, Волк!
Собака виновато посмотрела на своего хозяина и отошла прочь.
Тотырбек вошел в комнату; Дуня сидела и что-то штопала. Она заметила, что муж не в себе, но ничего не сказала.
«Не спрашивает, как виноватая», — подумал Тотырбек и обратился к ней:
— Принеси воды, хочется пить.
Он опустился на стул и неожиданно увидел себя в зеркале: в зеркале сидел усталый, бледный человек.
Дуня положила работу и ушла в кухню за водой.
«Как это она меня не спросила, что со мной?»
Дуня принесла воды и спросила:
— Что в такую горячую пору бегаете в село? Вчера и Ислама видала здесь.
«Она даже и не скрывает!» — подумал Тотырбек.
В открытую дверь влетела курица. Тотырбек так пнул ее, что она камнем полетела за дверь.
— Что с тобой? Ведь подохнет, и прирезать не успеем. А ведь ты очень любишь курятину!..
«Может, она и Ислама угощала курятиной?» — подумал Тотырбек.
— Много у нас кур, — сказал Тотырбек. — Невелика беда, если одна и подохнет. А в комнатах грязь разводить нельзя. Вот я и распорядился… — засмеявшись, ответил Тотырбек.
Дуня заметила, что смех у него нехороший, но решила не расспрашивать: погорюет, перестанет, и веселье сменит печаль.
— Зачем же приехал? — спросила Дуня.
— Надо в правлении сделать одно дело, а завтра утром буду на работе.
Как только Тотырбек ушел в правление, Дуня приготовила для него еду, поставила бутылочку араки и славно угостила своего мужа, когда он вернулся домой.
Тотырбек успокоился немного и рано утром отправился в поле.
В дороге думал Тотырбек о жене: «Как могла мне изменить Дуня, с которой я прожил десятки лет, от которой не видал ничего плохого?.. Как мне мог изменить Ислам? Если так… то верить нельзя больше ни одному человеку, нет тогда ни семьи, ни колхоза, и люди должны разбрестись по горам и жить, как звери!.. Но разве мог Джанаспи сказать неправду? И правду он сказал: Дуня знала, что Ислам был в селе, а что он к нам в дом заходил — не сказала… И приход мой был жене неприятен… и взгляд у нее виноватый…»