В глазах у мальчика сверкнули искры. Секунду он постоял, как бы готовясь к прыжку, потом быстро схватил тяжелую винтовку, словно в ней не было веса, и спустил курок.
Один раз мотнул руками Кавдын и упал навзничь.
Испугавшись выстрела, птицы перепорхнули на дальние деревья. Каркая, низко-низко над убитыми полетели вороны и присели на холмик — посмотреть, не обманывают ли мертвые, не шевельнутся ли…
ДРУЗЬЯ
Пристав второго участка Иван Кузьмич Топтыго не в духе. Он сидит за своим письменным столом. Перед ним куча неисполненных бумаг: одну надо подписать, другую направить приставу соседнего участка, третью с резолюцией послать обратно… Много их, бумаг, требующих скорого исполнения… Не работается. Перо выпадает из рук… До трех часов ночи играл в клубе. Проигрался. Было триста рублей. Когда вышел из клуба, четвертака не нашлось в кошельке на извозчика. Этот собачий сын — областной врач — унес домой никак не меньше тысячи рублей. Как ему везло, как везло!.. Он — Топтыго — просил у счастливца двадцать рублей, чтобы попробовать отыграться. Не дал, сволочь! «Поставь, говорит, на карту свою кабардинскую лошадь. Купил за двести, ставь за четыреста!..» Доктор думает, что так и можно поставить на карту кабардинку. Не бывать этому! Топтыго поставит на карту и пальто и рубаху, но коня — никогда! Лучше пойдет и с чугунного моста бросится в Терек.
Когда областной врач сделал такое предложение насчет кабардинской лошади, от обиды вся кровь хлынула приставу в голову. Он готов был шашкой зарубить доктора на месте. Еле удержался. Сунул большой палец между двумя соседними и ткнул ему в нос:
— Вот тебе лошадь!.. Получай! Только и всего.
Тогда лишь полегчало у пристава на душе. Но даже и теперь, когда вспомнит Топтыго слова доктора, оскорблением звучат они в его ушах.
А правду надо сказать, хороша лошадь у пристава. Во всем городе ни у кого нет такой. Из-за лошади пристава знает вся область. Когда он выезжает, подбоченившись, держа голову высоко, многие с завистью смотрят на него.
Был такой случай. Один горец привез в город воз дров для продажи. Как раз в это время проезжал на своей лошади пристав Топтыго. Горец как увидел лошадь, так и остался с разинутым ртом. И не заметил, бедняга, как выпустил поводья собственной лошади из рук и как она пропала вместе с арбой и дровами. Да что говорить о горце! Даже начальник области завидует приставу из-за его кабардинки. И вдруг какой-то областной врач предлагает ему: «Поставь лошадь на карту!» Не бывать этому!.. Пристав скорее в Терек бросится или вот тут же во дворе на тутовом дереве повесится…
— Батырбек приехал, — доложил, приоткрыв дверь, денщик.
Иван Кузьмич вздрогнул. Думы его, как рой спугнутых птиц, улетели прочь.
Денщик шире приоткрыл дверь и повторил:
— Батырбек…
— Зови его сюда, — приказал Иван Кузьмич, но не утерпел и сам пошел навстречу Батырбеку, схватил его за обе руки и ввел в кабинет.
Это был худощавый, но широкоплечий, коренастый осетин. Короткая серая черкеска туго обхватывала его прямой стан. На поясе висел широкий кинжал в черной оправе, с другой стороны — револьвер в сафьяновой кобуре. Из-за спины выглядывало дуло короткой магазинки. Один патронташ — вдоль пояса, другой — через плечо.
Войдя в кабинет, Батырбек снял магазинку и прислонил ее к стене в углу. Он всегда так: где угодно оставит бурку, но с ружьем не расстанется, никому и дотронуться до него не позволит.
— Садись, дружище, садись… Побеседуем. Давно с тобой не виделись, — говорил нетерпеливо Иван Кузьмич, подставляя гостю кресло.
— Времени мало, — сказал Батырбек. — Надо идти за лошадьми… Их шесть. Вот приметы и тавро. — И он подал приставу исписанную карандашом четвертушку бумаги.
Только что улыбавшееся лицо пристава стало сразу серьезным.
— Батырбек, — начал Иван Кузьмич, — давно я собирался сказать тебе. Ведь я как-никак начальство. Уж очень ответственность большая. Коли дело откроется, так ты улизнешь — тебе не привыкать стать, а я пропаду, можно сказать, безвозвратно. И за что? За какие-нибудь пятнадцать рублей с лошади!..
Лицо Батырбека потемнело… Пристав полезен ему, нужен ему: снабжает документами на краденых лошадей, и лошади идут по полной цене, — конечно, для этого надо их угонять подальше отсюда. Да еще пристав запутывает следы, — это тоже помощь. Но капризы его надоели Батырбеку. Сам пристав назначил с каждой лошади семь рублей, потом поднял цену до десяти, потом до пятнадцати. Теперь вот опять что-то задумал. А велика ли его работа? На каждую бумажку идет минуты три…