В полном молчании снял Батырбек пиджак и ботинки и тоже прилег на кровать.
— Эх, ч-черт! Ну и ж-жизнь! — не выдержав, возмутился Коста. Он отбросил в сторону книгу, которую читал, и повернулся к стене, чтобы заснуть.
Но напрасно он закрывал глаза. Сон как назло не приходил. Ведь у голодного какой сон! Одно мучение!
Вечерело. Быстро сгущались сумерки. Коста уже начал засыпать, как вдруг за спиной услышал тихий шепот.
Кто это и о чем говорит? Он стал прислушиваться, но слов разобрать не мог. Разговор прекратился.
Все они были хорошими товарищами и ничего не скрывали друг от друга. «Что они замышляют? Какие у них могут быть от меня секреты? — подумал Коста. — Притворюсь спящим, тогда они заговорят громко». И он во всеуслышанье захрапел.
Прошло около часа, но в комнате было тихо. Никто ни о чем не говорил. Коста уже забыл о происшедшем. Его мысли начали вертеться вокруг поэзии, в голову стали приходить строчки новых стихов. Но тут до его слуха донесся какой-то странный, жужжащий, металлический звук: «Ж-ж-ж… ж-ж-ж…».
Как будто это пила пилит или кто-то точит о камень нож.
Коста затаил дыхание. Прислушался.
Сомнений не было: кто-то из них точит нож. Что это все значит? В доме нет ничего съестного. Зачем им понадобился нож, да еще острый? Как бы не случилось беды! Они ведь люди взбалмошные… Артисты и прочее… Богема! А умирающий с голоду человек на все способен!
Вдруг страшная догадка, как молния, озарила его мысль.
«Неужели они хотят… — Он задрожал и уже собрался было вскочить с кровати, но вовремя сдержал себя, подумав: — Погляжу, что будет дальше. Они замышляют кого-то убить. Кого? Конечно Петушиху! С ума сошли! Хорошо, что я не спал и все слышал. Я не дам им совершить преступление!»
Пока он соображал, что ему следует предпринять, все стихло. С улицы тоже не доносилось ни звука.
Батырбек жил на окраине города, а люди окраин, как известно, укладываются спать рано.
Продолжая изображать спящего, Коста потихоньку похрапывал, в то же время напряженно прислушиваясь.
Прошло несколько минут, и до него снова донесся какой-то неясный шум. Какой-то шорох. Звук осторожных шагов. Чуть слышно скрипнула дверь. Коста не выдержал и резко, рывком, повернулся на кровати. Видит: в комнате ни души. Возле каждой постели стоят ботинки.
«Ага! Они нарочно ушли на носках, чтобы меньше производить шума!»
Медлить было нельзя. Коста встал. Торопливо надел ботинки и выбежал в темный коридор. Зажег спичку. Никого нет. Пусто.
«Убьют ее! Убьют! Как бы не опоздать! Ах, зачем я сразу не принял меры!»
Думая так и не скупясь на упреки самому себе, Коста помчался в конец коридора, туда, где жила Петушиха.
Там тоже никого не было. Дернул Петушихину дверь — заперта!
Куда же они делись? Побежал обратно и, наткнувшись на какой-то предмет, чуть не растянулся на полу.
«Что это? А, лестница! Они, значит, полезли на чердак. Наверное, хотят через потолок проникнуть в комнату старухи. Неплохо задумано! Успею ли я предотвратить несчастье? Нельзя терять ни секунды!» Коста быстро поднялся вверх и глянул в чердачную темноту. Ничего не видно, хоть глаз выколи. Но слышна какая-то возня.
— Дай мешок! Скорее! — говорит чей-то голос.
Чердак наполнился шумом хлопающих крыльев. Коста от удивления широко раскрыл рот. Он понял все и громко расхохотался.
Чердак был пристанищем диких голубей.
Так вот зачем его друзьям понадобился нож! И секретничали они не зря: знали, что поэт любит птиц и не только не примет участия в этой охоте, но еще и помешает им.
Жалко, конечно, голубей, но и товарищей жалко! Голод, как говорится, не тетка!
— Черт бы тебя подрал с твоим смехом! — добродушно ворча, сказал ему Батырбек.
— Чем скалить зубы попусту, ступай лучше домой да затопи печку! — поддержал Вертепов.
Так миновала эта «беда».
ХЛОПОТЫ ДАДОЛОВЫХ
Кто не бывал в Камаде, тот не может похвастаться, что я, мол, знаю Осетию, как свои руки. Хороший аул Камад, удивительный аул! Расположен он высоко, под облаками; домов в нем двадцать один, дорога туда хороша для птиц, для осла, для собаки и для человека, если он идет пешком. Глухое место.
В ауле на нихасе можно увидеть столетних дедов с седыми бородами до пояса, испачканными сажей. Многие из них не знают, что такое город. Да что город, — они никогда не спускались даже в большое селение, которое расположено под ними в долине!
На нихасе надо говорить осторожно: не дай бог сказать там, что есть такие арбы, которые летают над облаками, что за сто верст, разговаривая тихо, два человека могут слышать друг друга. Если такие слова вырвутся у тебя, то ты в глазах стариков аула станешь ничтожеством; имя лгуна навсегда к тебе пристанет.