Немного погодя к ним подошел и священник.
Все они ждали запоздавшего почему-то Леуана.
Уговорились, что он подъедет к девяти часам.
Уже съехались купцы из Душета и Ахалгори, а без князя нельзя было начинать распродажу скота недоимщиков.
Пристав о чем-то вполголоса беседовал со священником.
Перед ними стоял Лексо, сжав рукой эфес своей шашки. Он безуспешно пытался расслышать слова пристава и зорко смотрел на дорогу.
Только учитель опять встал в стороне и, опустив голову, как бы не желая видеть того, что происходило вокруг, о чем-то глубоко задумался.
— Едут! — воскликнул Лексо.
— Едут! Едут! Князь едет! Князь! — заговорили крестьяне.
Пристав приподнялся, прикрыл рукой глаза от солнца и тоже посмотрел вдаль на дорогу.
— Странно, очень странно. Почему это они едут только вдвоем? — сказал священнику пристав.
— Глядите, глядите — два коня без всадников! — слышалось вокруг.
Крестьяне продолжали пристально смотреть на дорогу.
Многие женщины заливались слезами.
Даже ребятишки и те перестали играть и пугливо смотрели на взрослых. Они не могли понять, что случилось, отчего так расстроены их отцы и матери, но чувствовали, что стряслась какая-то страшная беда.
Один старик не смог больше молчаливо таить свое горе. Простирая руки к небу, он взмолился:
— Пожалей нас, о боже!
Тем временем всадники во весь опор неслись к аулу.
Пристав, священник и старшина больше не переговаривались друг с другом. Они неотрывно смотрели на дорогу.
Каждый думал об одном и том же:
«Что случилось? Почему они так гонят? Куда девались два всадника?»
Верховые наконец примчались и соскочили с коней около пристава.
Это были стражники — телохранители Леуана.
На их мертвенно бледных лицах застыл испуг.
Было видно, что они хотят и боятся сообщить нечто страшное. Побледнел и пристав. От волнения он не мог вымолвить ни слова.
— Ну, что там случилось? Говорите! — громко спросил Лексо.
— Леуан и Батырбег убиты, — дрожащим голосом пролепетал один из них.
Пристав задрожал всем телом, словно в приступе жесточайшей малярии, и приподнялся со своего места.
Беспомощно смотрел он на старшину, стуча зубами.
— Как убиты? Где? Кем? — снова обратился к стражникам Лексо.
Вот как было дело, по их сбивчивому, путаному, взволнованному рассказу.
Из дома Леуана выехали вчетвером: князь, его частный поверенный Батырбег и стражники.
В одном месте дорога идет густым лесом, ехать по узкой лесной тропе можно только гуськом.
Так и поехали, друг за другом: впереди один из телохранителей, за ним Леуан, за князем Батырбег, а сзади второй стражник.
Как только углубились в чащу, прогремели один за другим два выстрела.
Леуан рухнул со своего коня на землю, а конь Батырбега понесся вперед и через мгновенье сбросил убитого всадника.
Леуану пуля угодила прямо в лоб, а Батырбегу — в висок, около самого уха.
Стражники тотчас же бросились к месту, откуда стреляли.
Кусты и трава были там примяты, а рядом валялись две пустые, стреляные гильзы.
Сразу было видно, что здесь кто-то заранее устроил засаду.
Оба выстрела, конечно, сделал один и тот же меткий стрелок.
— А меня-то не убьют? — заикаясь, спросил пристав старшину.
Тот ничего не ответил и властно приказал стражникам:
— На коней!
Сам он ловко вскочил на оседланную лошадь убитого князя.
На другую приказал сесть одному из стражников и не медля скакать в Душет, чтобы сообщить обо всем полиции.
Прихватив с собой обоих телохранителей князя, он помчался к месту происшествия.
Священник сидел как в воду опущенный. С тех пор как стало известно о смерти князя, он не проронил ни единого слова.
Наконец до его сознания дошли назойливые вопросы пристава, с которыми он надоедал всем окружающим.
— А м-меня т-тоже уб-бьют?
Не сразу понял священник, о чем это его так настойчиво вопрошает пристав, но наконец, желая, видимо, утешить своего недавнего собеседника, тихо сказал:
— За что же тебя убивать? Ты им пока еще ничего не сделал!
Эти слова успокоили пристава, и он уселся рядом со священником на свое прежнее место.
Крестьяне, услышав об убийстве Леуана и Батырбега, помрачнели.
Они-то знали, отлично знали, что на их голову падет весь гнев властей. Правы князья или нет — начальство все равно всегда на их стороне.
Знали крестьяне, что за убийство Леуана аул постигнет самая страшная кара.