Саломи схватила за руку младшую дочь, другой рукой обняла старшую и сказала:
— Пойдемте вон там спрячемся…
Она посмотрела вниз с кручи — не видно дна… Оглянулась — вот они насильники, совсем близко…
— Чтобы моих кровных детей свиньи пожрали?! Нет, не бывать этому!..
Она держала Сопи в объятьях и вдруг оторвала от себя и бросила в бездну. Эхо прокатило по горам раздирающий душу детский крик, и снова все смолкло.
Старшая девочка испуганно заплакала и бросилась бежать, но мать поймала ее. Оглянувшись назад, она погрозила правой рукой и крикнула:
— Это вам так не пройдет!
Мелани крепко обняла мать, и Саломи не могла ее оторвать от себя. И тогда мать еще крепче прижала ее к себе, и они обе исчезли в бездонной темноте пропасти…
ВСТРЕТИЛИСЬ
По мраморной лестнице когда-то нарядного, а теперь вконец запущенного дома поднималась девушка лет восемнадцати.
Она была одета очень плохо. Затасканное, видавшее виды зимнее пальто, рваные, в заплатах, калоши и старый, вылинявший платок составляли ее наряд.
С трудом поднимаясь со ступеньки на ступеньку, девушка отрывала крохотные кусочки хлеба от небольшого ломтика, который держала в левой руке. Она торопливо совала их в рот и, почти не прожевывая, глотала.
Этого нельзя было делать: в то время хлеб выдавался по карточкам, ломтик, который она несла домой, предназначался для всей семьи.
Девушка воровато оглядывалась по сторонам. Не дай бог, мать или сестра, выглянув из двери, застанут ее на месте преступления!
Так оно и случилось.
— Эй, залиаг[4], опять воруешь хлеб? — донесся до нее голос матери.
Девушка быстро проглотила все, что было у нее во рту.
— Нет, нана, это тебе так показалось!
Не успела еще девушка переступить порог квартиры на третьем этаже, как мать вырвала хлеб из ее рук.
И вот хлебный ломтик величиной с ладонь лежит на столе. Но хлеб ли это? Он скорее похож на кусок глины, из которой делают сакли в аулах.
— Полова! — говорит мать.
И действительно, в хлебе, который лежит перед ней, поблескивает кожура зерен, торчат в стороны обрезки соломы.
И все-таки на этот кусок жадными глазами смотрят три человека: мать — жена генерала — и две ее дочери: Пепо, которая ходила за хлебом, и ее восьмилетняя сестра Марико.
— Неужели здесь полтора фунта? — возмущенно произносит мать, взвешивая хлеб на руке. — Пока несла, половину сожрала! Бесстыжая! Залиаг!
До революции Кати была дородной интересной женщиной. Сейчас же ее щеки ввалились. Когда она сердилась, то казалось, что это не живой человек, а скелет разгневанно щелкает своими челюстями.
Обиженно сдвинув брови, дочь ответила:
— Нет, нана, здесь полтора фунта. Был еще маленький-маленький довесок, ну прямо с мизинец. Его я, правда, съела. Прости меня, нана!
— Что ты врешь? Вот здесь отщипаны куски, не вижу я, что ли?
— Это продавец положил на весы больше, чем нужно. Очередь была длинная, он не стал резать — взял… и отщипнул лишнее.
Ненормальные глаза матери гневно блеснули:
— У-у… залиаг! Разве тебя переговоришь!
Она быстро повернулась на истоптанных каблуках и убрала хлеб в шкаф.
Кати видела, какие грустные глаза были у крошки Марико, когда щелкнул замок запираемого шкафа, как она облизнула губы! Но мать не обратила на это внимания. Трудные годы. Трудная жизнь. Марико должна научиться ждать. Когда придет время обеда, она даст детям и хлеб и картошку.
Картошку Кати держала тоже под замком. Ее осталось уже немного. Раньше Кати варила на обед девять штук. Потом пришлось сократить норму: каждый стал получать только по две картофелины…
Мать не съела своей доли обеда. Час, другой послонялась без толку по квартире, а когда стемнело, чтобы не чувствовать голода, пораньше легла спать. Но ночь не принесла ей никакого облегчения…
До самых петухов она не могла заснуть и, переворачиваясь с боку на бок, думала все об одном и том же. В голове толпились воспоминания о прожитых днях, столь беззаботно-легкомысленных и счастливых.
Разве можно забыть, как, встав с постели и накинув на плечи легкий шелковый халат, она пила кофе со свежим тортом, который каждое утро присылал ей кондитер. Об обеде она не заботилась. У нее были повар и прислуга. Мясник ежедневно доставлял ей на квартиру лучшие куски мяса на суп и жаркое.
Вот жизнь была!
После завтрака — отдых: легкое развлечение, книжка какая-нибудь, прогулка пешком или поездка в автомобиле.