Вдруг кто-то, падая, ухватился за рукав Карума. Этот «кто-то» оказался тем самым односельчанином, который еще рано утром, не выдержав характера, решил променять индюка на араку.
— Я… я… генацвале… друг! — с трудом пролепетал он.
Но с помощью кое-кого он быстро очутился за дверью духана. Видавший виды Карум сразу смекнул, что этот несчастный все вырученные за индюка деньги оставил здесь. Впрочем, эта мысль быстро вылетела у него из головы. Нужно было поскорее занять место. Ведь народ с базара все прибывает и прибывает. Не пройдет и часа, как уже негде будет сесть.
Лавируя между столиками и обходя пьяных, они добрались наконец до темного кабинета.
— Вот здесь хорошо, — сказал Карум. — Тихо. Никто не помешает.
— Что ты! — ужаснулась Нина. — Лучше сядем там, где все сидят. Тут так темно, что мы не увидим даже то, что будем кушать.
— Эх, жена! Ты, кажется, думаешь, что я никуда не гожусь. Смотри!
Ах, как долго ждал Карум этого момента. Сейчас Нина увидит чудо!
Карум протянул руку к стене. Нина услышала, как что-то щелкнуло. Но свет не зажегся.
Карум уже бывал в этом кабинете, правда, только вечером, когда во всем Цхинвали горел электрический свет.
Ах, с каким удовольствием поворачивал он тогда вот эту штучку, которая называется выключатель: повернешь один раз — свет зажжется; еще раз повернешь — погаснет. Ощущение такое, как будто ты чародей.
Что же сейчас случилось?
Прислужник принес керосиновую лампу.
— А электрический свет не горит? — спросил Карум.
— Нет, днем у нас электричество не работает.
Карум был смущен. Чудо не удалось!
— Ну, ладно, я покажу это тебе в другой раз, — пообещал он Нине. — Вон погляди, — кивнул он на потолок, — лампочка сделана из стекла. Она круглая, как яйцо. В середине нет ни фитиля, ни керосина. Ничего нет — и все равно горит.
Нина вскинула глаза вверх и увидела там небольшой стеклянный шарик. Но волоски лампочки не светились. Она была мертва, и Нина не нашла в ней ничего особенного.
— У нас мало времени, — сказала она мужу. — Давай поскорей покушаем и пойдем покупать вещи.
В кабинете было неуютно, грязно и пахло мышами.
«Если бы этот дом принадлежал мне, — подумала Нина, — он блестел бы, как стеклышко».
Больше всего Карум любил хаши. Но он знал, что Нина еще никогда не ела котлет.
— Кацо, — сказал он прислужнику, — принеси котлеты и бутылку вина.
Духан — это все-таки духан. Здесь трудно уединиться даже в отдельном кабинете. Не успели супруги выпить и по рюмочке вина, как в дверях кабинета показался друг и однокашник Карума — Илико. Он был не один. Из-за его спины выглядывал Нико со своей женой Пепо.
Эти люди оказались здесь, к слову сказать, не случайно. Они все время следили за Карумом и, когда он сбыл с рук свой товар, свалились как снег на голову.
— Заходите. Выпейте по стаканчику, — пригласил Карум.
Они не заставили себя долго упрашивать. Зашли и выпили.
— Берите стулья. Садитесь!
Они сели.
Пепо была подружкой Нины, и гостеприимная женщина усадила ее рядом с собой.
Карум кликнул прислужника и велел принести три порции хаши и вина.
— Предлагаю избрать тамадой Илико, — сказал Нико.
Возражений не было. Вина и закусок на столе с каждым часом становилось все больше и больше. Нина, видя, что ее подружка охотно прикладывается к рюмочке, стала пить и сама.
Все развеселились. Карум затянул песню про Исака. Мужчины подпевали ему. Песня еще продолжалась, когда в дверях показался еще один односельчанин, по имени Тедо.
Он охотно выпил предложенный ему встречный бокал вина и непринужденно сказал:
— Ладно уж, посижу с вами.
Присел. Прислужник принес для него пустой бокал.
Все отлично знали, что этот самый Тедо каждый базарный день отправляется из Верхнего села в Цхинвали для того, чтобы выпить и закусить на чужой счет. Недаром же односельчане прозвали его «Самоприходящий Тедо».
Каруму все это было хорошо известно, и он предложил ему встречный бокал, полагая, что этим отделается.
На столе уже не оставалось вина. Но никто из гостей не собирался уходить. Да и Карум уже вошел во вкус.
— Принеси еще три бутылки, кацо, — сказал он прислужнику.
Веселье разгоралось. Смех, шутки, тосты. Желая угодить компании, «Самоприходящий Тедо» запел песню «Святого Георгия».
К этому времени Карум уже изрядно повеселел, и, когда Тедо кончил петь, он, ударив кулаком по столу, крикнул:
— Что ж, друзья, иногда надо и погулять! Хорошо погулять! Куда ж это запропастился прислужник? Заснул он, что ли!