Уже интересно. Ладно, разберемся. И с работой, и с учебой, и с Каем.
Начну, пожалуй, с дома Матушки Мэй. У меня там комната, вещи, кулек с леденцами под матрасом…
Как жутко вспоминать то, что чего на самом деле ни разу не видела.
Я решила не отчаиваться и не опускать руки. Жива, вроде как. Здорова, вроде бы. С остальным будем разбираться по мере поступления.
Только вот проблема возникла. На пенек-то я села, а встать не смогла. Потому что прилипла, не заметив, что весь он в прозрачной вязкой смоле. Я начала дергаться, тянуть подол, пытаясь освободиться, но ткань на платье оказалась такой ветхой, что не выдержала напора и оборвалась, являя миру весьма посредственные панталоны.
Блеск. Отличное начало новой жизни.
Глава 1.2
Незнакомыми, но в то же время такими привычными тропками я вернулась в деревню и, обойдя ее по краю, добралась до Дома Матушки Мэй — приюта для таких подкидышей как я. Домом это можно было назвать только при очень большом желании — избушка на три окна по фасаду, с высоким чердаком и пристройкой, в которой располагалась маленькая неуютная кузня.
Наша деревня была больше соседних, поэтому сирот с округи приносили именно сюда, и Дом никогда не пустовал, что очень радовало местных жителей. Потому что Корона поддерживала сиротские дома и поселения, в которых они имелись.
Мне тоже грех жаловаться, потому что благодаря этой поддержке Кейт попала в академию.
— Ты где шлялась? — прогремел зычный голос Матушки Мэй.
— Ходила в лес, за лепестками муаре.
Ого, я таких-то слов не знала. Муаре.
— И где эти лепестки?
— Я их растеряла, когда упала, — я старательно поворачивалась лицом, чтобы она не заметила рваного платья, однако провести глазастую тетку не удалось:
— Ну-ка, покажи, что ты там прячешь?
— Ничего.
— Живо повернулась!
— Да не хочу я поворачиваться! — возмутилась я, забыв о том, что Кейт — скромница, не умеющая повышать голос, — и не буду.
— Перечить вздумала?
К сожалению, память выдавала воспоминания дозированно. Например, только сейчас всплыло, что Матушка Мэй очень скора на расправу и чуть что хватается за вспомогательные материалы: веник, сырую тряпку, хворостину.
В моем случае это оказался внушительный пучок крапивы, который она сорвала голой рукой и даже не поморщилась:
— Сейчас я научу тебя уважению.
«Ну на фиг», — подумала я и побежала. Не хватало еще крапивой по жопе получить, в первый же день пребывания в новом мире.
Он рванула за мной и, как выяснилось, для своих лет оказалась очень прыткой теткой.
— А ну вернись, мерзавка. Одни проблемы от тебя, приютили на свою голову.
Не знаю о каких проблемах речь. Кейт была просто невыносимой тихоней.
— Когда ты уже свалишь в свою академию? Место только занимаешь!
— Конечно, занимаю, — на ходу обронила я, — вам некуда новых сирот селить, вот и беситесь.
По закону до двадцати одного года я имела право возвращаться в этот Дом, в свою комнату, а хозяйка приюта не могла ее никому отдавать или пускать постояльцев. Причем, как только мне стукнуло восемнадцать денег на мое содержание выделялось в три раза меньше, чем остальным. Матушку Мэй это категорически не устраивало, и уже пару лет она пыталась сплавить меня замуж. То за хромого конюха, то за кривого кузнеца, но не получалось. От этого она злилась еще больше, особенно когда я возвращалась на каникулы и, цитирую, «объедала бедных маленьких сироток». То, что сама Мэй уносила домой сумки полные провизии, я молчу.
— Высеку! — кричала она.
— Перебьешься! — отвечала я.
Так и бегали, пока она окончательно не запыхалась, и не сдалась, махнув на меня рукой.
Я сама плюхнулась на ближайшую завалинку, дождалась, когда Мэй уйдёт, продышалась и пошла в дом.
Перво-наперво я собиралась помыться, потом переодеться, съесть все конфеты из кулька и погрустить о своей судьбе. Потом надо было собираться, потому что отъезд в академию планировался уже на следующий день. Это я тоже только что вспомнила.
Очень вовремя я сюда попала. Ничего не скажешь.
Глава 1.3
Матушка вскоре окончательно утихомирилась и засела на кухне пить чай с баранками, а я, вооружившись серым колючим полотенцем, отправилась в помывочную — крошечный домик на заднем дворе, который раз в неделю использовался, как баня, и хорошенько протапливался, дабы отмыть чумазых сирот, а в остальное время служил душевой.