Кэл шагнул им навстречу.
— Это был мой кабинет, — сказал он. — Я хочу знать, кто погиб.
Один из санитаров вопросительно взглянул на другого и, получив утвердительный кивок, приоткрыл простыню. Кэл взглянул на залитое кровью лицо жертвы, и у него подкосились ноги.
— О Боже, — тихо сказал он. — Том Хорват!
Один взгляд на несчастного, вся вина которого состояла в том, что он оказался в неподходящий час в неподходящем месте, пробудила в мозгу Кэла целое море воспоминаний; поздно, слишком поздно вспомнил он, что Том Хорват был его другом. Не просто товарищем, а крепким и надежным другом, на которого вполне можно было положиться в трудную минуту. Сейчас Кэл согласился бы навсегда пожертвовать своей памятью — лишь бы Том продолжал жить.
Санитары опять закрыли труп простыней, но страшная картина по-прежнему стояла у Кэла перед глазами. Новые воспоминания потоком устремились из темных глубин психики. Он вспомнил их ночные беседы, вспомнил, как Том утешал его и Никки, безуспешно пытаясь скрыть собственную печаль — для Тома Линн была почти что родной дочерью.
На плечо ему легла мягкая рука, и Кэл внезапно осознал, что плачет.
— Что с тобой, Кэл? — участливо спросила Мишель.
— Том… — выдавил он, стараясь взять себя в руки. Наконец это ему удалось. — Он был моим лучшим другом. Я только что это вспомнил. И теперь он погиб — из-за меня.
— Что значит «из-за меня»? — раздался у него за спиной мужской голос.
Кэл обернулся и увидел перед собой знакомое лицо лейтенанта Добсона.
— Я хотел сказать, что это был мой кабинет, — сказал он, пытаясь держать себя в руках. — Том погиб, потому что кто-то ненавидел меня настолько, что подложил туда бомбу.
— Вы не будете возражать, если мы немного побеседуем? — спросил полицейский.
— Да, конечно, — покорно произнес Кэл. — Я скоро вернусь Мишель.
Они нашли свободный кабинет. Добсон пропустил Кэла вперед и закрыл дверь.
— А теперь расскажите, — попросил он, присаживаясь, — чем вы умудрились разозлить кого-то до такой степени?
— Честно говорю — не знаю, — сказал Кэл, опуская глаза.
— А вам не кажется, что Хорват и был намеченной жертвой?
— А бомбу подложили ко мне? Звучит маловероятно.
— Человека можно убить где угодно. Но, как правило, люди не чувствуют вину только оттого, что это случилось рядом, например, с их домом.
— Может быть. — Кэл посмотрел на полицейского и с удивлением отметил, что взгляд у того отнюдь не суровый. — Но я не могу представить, чтобы кому-то понадобилось убивать Тома Хорвата — более заботливого и внимательного человека найти было невозможно.
— Так вы его знали?
— Да, он был моим лучшим другом. И теперь мне предстоит позвонить его жене Дороти и рассказать, ей что случилось.
Лейтенант Добсон посмотрел на Кэла долгим взглядом; очевидно, он понимал его состояние.
— Кто, по-вашему, мог это сделать?
Кэл мог бы назвать Фарго Эдмунда, но тот был уже мертв, так что пришлось бы волей-неволей выложить и остальное, поэтому он просто сказал:
— Не знаю. Таких врагов у меня вроде бы нет. Я даже мелких пакостей ни от кого не жду.
— Боюсь, вы чересчур благодушны, мистер Донли. Без сомнения, мы имеем дело с явным покушением — в то, что это несчастный случай, согласитесь, поверить трудно. Взрывчатка вряд ли необходима вам для работы, особенно здесь на Дедале.
Кэл вздрогнул; он совершенно упустил из виду этот аспект. Взрывчатка на орбитальной станции! Эдмунд подвергал все население Дедала чудовищному риску — на такое способен только сумасшедший.
Добсон задал еще несколько вопросов и через несколько минут поднялся с места.
— Если вы узнаете или вспомните еще что-то, пожалуйста, сразу же позвоните мне. — Он пристально посмотрел на Кэла. — В любое время. Обязательно позвоните.
Кэл утвердительно кивнул. Они вышли из кабинета и спустились в холл. Ремонтники уже приступили к замене покрытия на обуглившейся стене.
— Пошли отсюда, — сказал Кэл Мишель. — У меня болит голова. Наверное, от гари.
На улице царило безмятежное спокойствие — как будто ничего и не произошло. Ярко светило солнце, в лицо дул свежий ветерок.
— Я понимаю, как тебе тяжело, — сказала Мишель. — А до этого ты так ничего и не мог о нем вспомнить?
— Нет, видел его как-то по телефону, но только сейчас внутри как будто щелкнуло что-то… У меня все так вспоминается — обязательно нужен какой-то эмоциональный толчок.
— А ты не вспомнил ничего, что могло бы навести нас на след?
— Нет, боюсь, что нет. Теперь я гораздо больше знаю о Никки, о Линн — и конечно, о Томе, но никаких зацепок по-прежнему не вижу.
— Я сегодня еще кое-что разузнала; может, тебе будет интересно…
— Давай, — вздохнул Кэл.
— Я сделала запрос — хотела узнать, кто и когда покидал Дедал, — и вот недавно получила отчет. Оказывается, Толбор не был на Земле уже десять лет; только однажды он к ней приблизился, когда проводил орбитальную инспекцию, но это было уже ПОСЛЕ катастрофы. Понимаешь, о чем я говорю? Это значит, что за трагедию несет ответственность кто-то другой.
— Да, это лишний раз подтверждает его невиновность. Глупо тратить на него столько сил, в то время как истинный виновник остается на свободе. А это не ослабит твоего интереса? У меня есть подозрение, что ты лишилась одной из причин, по которой согласилась мне помочь.
— Нет, ты и в дальнейшем можешь полностью на меня рассчитывать. Может, ты действительно ошибался насчет причин катастрофы, но что-то здесь в самом деле нечисто — это мне уже ясно. Тебе нужна поддержка, и ты мне нравишься.
— Спасибо тебе, Мишель. Как-то нелепо все получается, не успел приобрести нового друга, как лишился старого.
— Я бы хотела, чтобы Том вернулся.
Кэл остановился и протянул ей руку:
— Мне пора! Нужно сказать Никки. И еще раз предупредить ее, чтобы была осторожнее. Как только у меня появятся какие-нибудь идеи, я с тобой свяжусь.
— Хорошо.
Кэл поехал в клинику сам: такие вещи не сообщают по телефону. Увидев его глаза, Никки побледнела.
— Что случилось? — испуганно спросила она.
Кэл решил покончить с этим сразу. Он знал, что потом будет еще хуже.
— Том Хорват… он погиб.
Никки начала плакать. Кэл крепко прижал ее к себе и обнимал, пока она не успокоилась.
— Как это было? — спросила она наконец сквозь слезы.
— Взрыв в моем рабочем кабинете. Он говорил по телефону, что занесет мне цветок…
Никки вся сжалась и слегка отстранилась, чтобы взглянуть ему в глаза; во взгляде ее он прочел обвинение.
— Черт возьми, — рявкнул он. — Ты думаешь мне не больно?! Но что я мог сделать? Предупредить всех, кого знаю, чтобы не подходили ближе чем на сотню метров ко мне, к моему кабинету, дому? И вообще не бывали там, где бываю я?
— Я этого не говорила, Кэл. Просто я очень волнуюсь за тебя.
Кэл помолчал, затем снова взглянул ей в глаза.
— Господи, никуда мне не деться, во всем я виноват, — сказал он наконец. — Просто удивительно, что я еще не чувствую персональной вины за все человечество. Прости меня, Никки.
— Так и есть, — тихо сказала она. — Но, к сожалению, тут я ничем не могу тебе помочь.
— Я же не упрекаю тебе за подозрения, за то, что думала, будто я тебе изменял.
Никки насмешливо посмотрела на него.
— Когда я увидел Тома… Это было ужасно… На меня сразу навалилось столько… Понимаешь, до этого я ничего не помнил — а тут вспомнил почти все. И как мы вчетвером летали на Луну, и много других вещей… Конечно, остаются еще белые пятна, но теперь я могу сказать наверняка — преступником я не был. Может, работал на полицию, шпионил за кем-то, но за кем и почему, не имею представления.
Никки ничего не сказала, но взгляд ее стал серьезным.
— Ну ладно, — сказал Кэл наконец. — Что же ты обо всем этом думаешь?
— Думаю, что человек, за которого я вышла замуж, все больше и больше тонет в тебе.
— Давай. — Кэл улыбнулся, одновременно чувствуя смущение оттого, что может улыбаться чему-то, несмотря на гибель Тома.