– Что стряслось, детка? – тронул ее за руку Шурик.
– Фу… – она понизила голос. – Вон за тем столиком мои коллеги.
– И злодей среди них? Тот мордастый, что прижимается к декольтированной секси-блонд в алом наряде?
– Пожалуйста, не оборачивайся, – Саша развернула программу вечера, ждавшую гостей на столике. – Сейчас кончится перерыв и покажут высший класс – коллекцию Милуччи. Автора вот этого моего платья.
– Так он в самом деле – величина? – Шурик критически оглядел свою даму. – Симпатичная тряпочка. Но я не слышал про такого.
– Я тоже, честно говоря, только сейчас столкнулась… Модой ведь занимаюсь с утра. До этого эпохой Возрождения. Точнее – эстетикой Ботичелли. Ну, в двух словах – утверждение идеала раскрепощенной творческой личности, обращение к человеку, как высшему началу бытия…
Александра говорила и говорила не хуже умнейшего преподавателя Соболева, стараясь заглушить волнение и частые удары сердца, казалось, раздававшиеся на весь зал. И пальцы дрожали. Боже! Это же в самом деле не сон! Она на банкете фирмы в витринном платье, на пару с неким темным типом сидит за столиком номер один! Что же будет? Что будет?
– Вообще, разговор об эстетике Возрождения надо начинать вот с чего… – она запнулась, посмотрев на своего кавалера. Тот с удовольствием пробовал закуски, мало интересуясь поднятой ею темой.
– Прости, увлеклась.
– Ничего, мне не мешает… А это раскрепощение творческой личности, значит, у твоего… как его там – Мирчучи, наблюдается?
– И утверждение идеала! Вечного идеала гармонии, радости как у Ботичелли. В том-то и дело! Я сегодня его коллекцию в журнале увидела – ахнула: ну прямо по моей теме! Человек, как высшее начало бытия…
Продолжая жевать, Шурик откинулся на спинку стула:
– Уфф, хорошо! Для начала, червячка заморил. А шампанское заждалось. – Он достал из ведерка бутылку. – Ну, что, начнем провожать отгулявший год?
– Пора бы, – Саша взяла бокал
– Ты бы перекусила хоть что-нибудь. У меня назрел тост… – Шурик задумался, поглаживая подбородок и пристально глядя на Сашу.
Но высказаться бизнесмену не дали. Заметив, что Саша и ее кавалер наполняют бокалы, к ним поспешил Игорь с собственным бокалом в руке.
– Добрый вечер, друзья. Позвольте присоединиться к тосту? Год завершается замечательным событием – колдовское «Желание» готово распахнуть свои двери! – сияя выпалил он.
– Это Александр, бизнесмен, мой знакомый, – представила мужчин Саша. – Игорь Буртаев – главный экономист фирмы.
– Рад познакомиться… – с некоторой растерянностью заверил Игорь – Хочу пожелать всем счастливого Нового года и творческих успехов.
Под тяжелым взглядом Шурика он заторопился, скомкал тост и пролепетал неуверенно: – Классно выглядишь, Сашенька! За тебя!
Хрусталь со звоном чокнулся.
Вернувшись за свой столик, Игорь оживленно сообщил что-то компании. Все стали поворачиваться к Саше, махать ей руками и даже посылать воздушные поцелуи. Шурик поморщился:
– Он у вас не гриппует часом, этот экономист? Осложнения, говорят, жуткие, иногда по мозгам бьют. Дерганный какой-то.
– Он сегодня предложение Сабине сделал. Вон целый стог орхидей приволок. Я бы выпила еще шампанского.
– Что-то не похож на счастливчика. Переволновался, бедняга.
– Его совесть замучила и ревность… – Саша мелкими глотками пила остро-игольчатое вино, ощущая как отступает страх, тревога. А вместо них поднималась из глубин легкая радость, дерзость. – Мне такой диагноз больше нравится! – Она рассмеялась.
– Ой, как правильно, светлая моя! – Шурик откусил хрустящий волован с зернистой икрой. – Куда там грипп – одно удовольствие в сравнении с ревностью. Что она с людьми делает – страшно смотреть! Ты про Отелло примочку слыхала?
Тут грянули первые такты увертюры к опера "Севильский цирюльник" и в наступившей тишине ведущий объявил, что начинается показ новой коллекции Милуччи под названием "В Россию с любовью". На подиуме появились девушки.
– Теперь сиди тихо! Смотри, – одернула Саша жующего Шурика.
– Тебе это нравится? – он мельком взглянул на фланирующих манекенщиц. – В глазах рябит. Многовато мишуры и всякого такого… Ну… пиф-паф! Эффектов раскрепощения.
– Ну, уж нет! У Милуччи потрясающий вкус и чувство стиля, – заспорила Саша, защищая свое платье и честь неизвестного кутурье, подарившего ей забытое ощущение собственной привлекательности, женской власти.