Игорь позвонил вечером. Саша сидела перед накрытым столом, с телефоном на коленях – караулила звонок.
– Золотко, а если мы перенесем торжество на завтра? У меня важная, очень важная встреча. Ругай меня. Если получится, мы устроим такой сабантуй!…
Утром в трубке ликовал его голос: – Везуха! Меня отправляют на стажировку в Америку! Бостон – чудесный город.
– Потрясающе… – Саша обмерла. Такой вариант в их проектах рассматривался, предполагал немедленное оформление брака и совместный выезд за рубеж. Но вот так сразу…
– Когда? – спросила она.
– Прямо с первого июля. Если успеют оформить все документы. Но там серьезная фирма и мною очень заинтересовались.
– А как же…
– Золотко мое, это всего на шесть месяцев. Ты спокойненько поступишь в институт, и будешь ждать меня. Придется помучаться в разлуке. Но какой бешенный старт карьеры!
Тогда Саша не сказала Игорю о беременности. Ведь он не уехал бы, остался опекать ожидавшую ребенка жену…
– Не жена и вообще никто! – бушевала мать, выслушав признание дочери. – Брошенка! Если ты сейчас же не позвонишь ему в этот чертов Бостон и не расскажешь всю правду, я сделаю это сама!
– Как сообщит о своем приезде, я и расскажу про свой «подарок». – Саша поцеловала жесткие волосы на седеющем виске. – А то ведь он горячий – сорвет контракт и примчится раньше времени. У нас вся жизнь впереди. Не надо суетиться, ладно, мамуля?
Она молчала о ребенке, болтая с Игорем по телефону о всяких пустяках. А беспокоиться было о чем. Саша поступила в институт институт иностранных языков на отделение….ОООО. твердо решив, что академический отпуск на рождение ребенка ни за что брать не будет. Мама еще молодая, да и у них с Игорем сил полно – выходят малыша. В декабре вернется Игорь, успеет сочетаться браком с сильно беременной невестой и срочно повезет ее в роддом. Их ребенок появится на свет под самый новый год! Здорово, в сущности, все складывается!
В начале ноября раздался роковой звонок.
– Сашенька! А у меня приятная новость – фирма заключила со мной контракт на три года! Это у них вообще не принято. Но поскольку…Только ты, пожалуйста, не волнуйся… – Игорь запнулся, Саша напряглась, чувствуя, что состоится, наконец, важный разговор: он будет настаивать на ее приезде, а узнав о ребенке примчится сам, что бы оформить брак.
– Послушай, ты умница, ты все поймешь… Мне нужен был брак с американкой… Фиктивный… Ну, такие были условия…
– С иностранкой?! Погоди…не понимаю…А я? Как же я?… – лепетала Саша, опускаясь на пол. Рука лежала на семимесячном животе и то крохотное существо, которое бодро колотило сейчас изнутри ножками, наверно вовсе не чувствовало, что в этот момент теряет отца.
Саша уже не слушала излишне бодрый голос Игоря, желавший ей, с противным намеком, «интересной студенческой и личной жизни», успешно закончить институт, проявить себя в новых экономических условиях… Господи, как же глупо и натужно шутил сейчас этот острослов, отрекшийся от нее…
Двадцать четвертого декабря родилась Зинаида Александровна Беляева. Маленький ребенок занял Сашу целиком, не оставляя ни времени, ни сил на учебу. Кроме того, начались острые материальные затруднения. Из института Саше пришлось уйти, надо было зарабатывать деньги. С заработком же в их женской семье не складывалось. Все как-то получалось, что недотягивали они втроем до средней потребительской корзины. Компьютерный набор стал мало востребован, сами себя люди обслуживали, оставив Зинаиду Константиновну на скудной пенсии. Врожденный порок сердца все больше давал о себе знать, расшатались нервы. Но инвалидность ей ВТЭК не дал, не признав сердце достаточно больным для бесплатных лекарств.
Глаза Саши теперь редко светились, да и смотрели все вниз – на книги, которые она выдавала в библиотеке, в конторские книги ДЕЗа, на пол в поликлинике, который мыла после дежурства в регистратуре. Но маленькая Зинка росла умницей, и настойчиво являлась картинка: вернется Буртаев, узнает про дочь и заплачет об утраченном счастье.
…В начале декабря развезли грязищу. Поликлиника уже закрывалась, а больные все шли и шли. Шаркали по влажному кафелю немыслимые сапоги типа «прощай молодость», облепленные бурой снеговой кашей. Иная обувь выглядела попугаем, залетевшим в воробьиную стайку.
– Девушка, осторожней, здесь скользко! – предостерегла Саша тонкие каблучки, обходя их тряпкой. Каблучки не двинулись. Раздался голос:
– Кончай корячиться, Беляева. Смотреть противно.
Ларка – румяная и по всем статьям цветущая, в изумрудной дубленке и обалденных сапогах с какими-то лаковыми зелеными кистями, стояла в позе – «руки в боки» над приникшей к швабре подругой. – Айда ко мне. Разговор есть.