Я смотрю из окна на луг. Солнце почти совсем зашло, смолк посвист дрозда, смолк и грохот танка. Розальба говорит: — Лучше ты о нем больше не упоминай, об этом танке. Хорошо, я не буду больше упоминать об этом танке, в котором сидит пропащая душа американского солдата. Однако ты опять упомянул. Клянусь, больше ни слова не скажу об этом танке с башней и орудием, я о нем уже забыл, как о пропащей душе американского солдата.
28Что от меня нужно этому старику, который идет за мной точно собака, и если я поворачиваю влево, он тоже поворачивает влево! Если я иду прямо вперед, он тоже идет прямо вперед, идет за мной и ни о чем не спрашивает — просто, куда направляюсь я, туда направляется и он. Что ему от меня нужно? Послушай, я — бродяга, я иду куда глаза глядят, сворачиваю наобум, то влево, то вправо, а могу и вернуться назад. Зачем же ты неотступно идешь за мной? Послушай, я брожу без всякой цели, и если ты будешь идти за мной, то в конце концов вернешься на прежнее место.
Старик тенью продолжает идти за мной, вдруг обгоняет меня и шагает впереди, точно желая предугадать, куда я направляюсь. Но часто ошибается, потому что он сворачивает влево, а я вправо.
Я ИДУ ТУДА, КУДА МЕНЯ НОГИ НЕСУТ,
так я сказал. И делаю то, что руки прикажут, а иной раз они приказывают ужасные вещи. Поостерегись моих рук, так будет лучше. Он что-то пробормотал. Что он бормочет, этот старик, что ему нужно? Что тебе нужно? Я не смотрю ему в лицо, не хочу его видеть; когда он обгоняет меня, закрываю глаза. Начинаю прихрамывать, чтобы посмотреть, что он станет делать. Ничего! У меня одна нога короче другой, колено онемело, мне тяжело дается каждый шаг. Я хромой, с вашего позволения.
Теперь старик идет со мною рядом и вдруг дает мне подножку. Это мне совсем не нравится — подножка хромому! Почему ты мне дал подножку? Он без конца кашлял, чихал. Плевался, снова чихал, чесал спину, поддавал ногой камешки. Снова дал мне подножку.
Мы были одни, я и он. По этой дороге могли проехать машины и велосипеды и поднять целые тучи пыли, если б на дороге лежала пыль, но они не проезжали и потому ничего не поднимали. Мог пойти дождь, и пыль намокла бы, капли прибили бы пыль, и она превратилась бы в грязное месиво. Мои ботинки и ботинки старика стали бы утопать в грязи, и, в конце концов, мы начали бы шлепать по грязным лужам. Тогда я сказал бы: в мой ботинок набилась грязь. Но дождя не было, не было даже намека на дождь, облака рассеялись, и небо было чистым и безмолвным.
Старик упрямо шел за мной. Наступал на мою тень и топтал ее. Смотри, я тебя убью, старик. Ты топчешь мою тень, сказал я, — зачем ты ее топчешь? Надеешься меня запугать? Поберегись, незнакомец!
Я мог бы внезапно обернуться и оглушить его ударом в лицо, потом схватить камень в канаве у дороги и проломить ему череп. Но камней в канаве не было. Я мог бы вырвать кол из изгороди. Но не было кольев, потому что не было и изгороди вдоль дороги. Я шел по луговой траве, а не по пыльной дороге. Радио передавало «Музыкальную программу» — набор всяких песенок. Убогая фантазия у этих работников радио, убогая у вас фантазия!
Что ему от меня нужно, этому старику, что-то наверняка нужно, раз он меня преследует. Он опять дает мне подножку, и я падаю, раскинув руки. Он уже третий раз устраивает эту злую шутку. Твое счастье, старик, что у меня великое терпение. Но и моему терпению приходит конец. В ответ он засмеялся, скорчил гримасу. А воздух тяжелый, удушливый, солнце куда-то скрылось — и хорошо сделало.
Я попал в ловушку. Слышу за спиной шум — может, он берет камень из канавы или вырывает кол из ограды, чтобы предательски ударить меня в спину. Быть может, он ненавидит меня, но можно ли ненавидеть человека, не зная его? Мы впервые встретились, мы не обменялись ни единым словом. Чтобы возненавидеть, надо сначала сдружиться. Ведь из дружбы рождается
СМЕРТЕЛЬНАЯ НЕНАВИСТЬ.
Мне страшно, меня прошибает холодный пот, тут уж не до смеха. Но разве кому-нибудь смешно? Нет, никому. Этот чертов старик за моей спиной! Не знаю, куда податься. Я стараюсь идти зигзагами, ускоряю шаги, но снова слышу топот за спиной: он тоже ускорил шаги. Значит, я убегаю? Ну конечно, Джузеппе, это как раз и называется — убегать.
Ну хорошо, убегаю, а сам взял и остановился. В вечерней полутьме по дороге проехал велосипед. Старик тоже остановился и взглянул на меня.
ЧЕЛОВЕК ЛИЦОМ К ЛИЦУ С ВРАГОМ.
Но чтобы стать врагами, нужно поссориться. Ну хорошо, сказал я, тогда давай поссоримся, но для этого нужен повод. Старик сказал: повод мы сейчас найдем.