— Ты не веришь в древненемецкую пословицу?
— Что? Почему?
— Потому что ты умолкла. Между прочим, мозоль по-немецки Huhnerauge, буквально: куриный глаз. Курий глаз, куроглаз. Bitte, treten Sie nicht aut meine Huhneraugen. Das Huhn, die Huhner[11], мягкое множественное число. Bitte, treten Sie nicht auf miene Huhneraugen в буквальном переводе будет звучать так: прошу, наступать вы не на мои куроглазы.
— Да, кстати, у меня и мозоль есть на мизинце правой ноги.
— Ужасно, я думал, ты кончила.
— Я легко могла бы и продолжать, но осталось только два недостатка. Шея у меня могла бы быть и подлиннее…
— Скажем, как у жирафа. Или, может, ты мечтаешь о лебединой, S-образной и оперенной?
— …а икры, по-моему, слишком толсты. Это, наверное, от занятий бегом. Я кончила. Но, повторяю: я могла бы продолжать, да только и мне это уже надоело. Еще разочарую тебя вконец, а я этого вовсе не хочу.
Дюла одной рукой привлек меня к себе.
— Ха-ха, это тебе не удастся. Серьезность, с которой ты перечислила свои «недостатки», — это тоже «ты».
Внезапно что-то громко хрупнуло, даже лежа мы летим вперед и вот уже слышим волчье завывание нашего водителя: «А, черт побери, чтоб вас…»
Мы спрыгиваем на землю и идем к нему.
— Что случилось?
— Полетел шатун одного цилиндра.
— Точно?
— Еще бы не точно! А, пошли они в…! Признались в мастерской, что шатун уже не новый, но клялись и били себя в грудь, что будет работать луше, чем новый… Ах, пропади ты пропадом!
— Как же теперь быть? Может, как-нибудь обойдется? Если, скажем, поехать медленно?
— Вы что, рывка не почувствовали? Шатун заклинило. А если и не заклинило, без одного цилиндра по эреченьскому серпантину никак не взобраться.
— Что же делать?
— Чего-нибудь придумаем. Ближний отсюда хутор — у плотины, у меня там дружок, тоже работает на «зеторе». На шею он мне не бросится, если я его разбужу в такой час, ну да попробую обрисовать ему положение.
— Сколько это километров отсюда?
— Да около восьми будет.
— И вы хотите отправиться туда в такую метель?
— Ну да. Раньше, когда создавали МТС — лошадей у нас уже не было, а тракторов еще не было, — телефона-то у нас, как вам известно, до сих пор нет, — как-то раз добрался до нас корреспондент радио, с магнитофоном в кожаном футляре через плечо, и пока шофер с нетерпением поглядывал на него из окна «Победы», он торопливо совал нам под нос микрофон. «Что будет, — спрашивает он у председателя, — если здесь у вас в метель или ночью человек разболеется?» А председатель и отвечает: «Ну, уж если человек совсем занеможет, ему не останется ничего другого, как помереть». Вот и мне не остается ничего другого, как двинуться в путь. А что до волков, то их бояться нечего, в здешних местах они уж давно перевелись — все убрались в ремонтные мастерские. Ну а вы пока здесь побудьте, костер разожгите, что ли, погодка-то сами видите.