По всему, похоже, что генсек принял близко к сердцу сообщение Ванги про нашу с ней беседу и решил, познакомиться со мной лично. Я решил, – буду придерживаться версии вещих снов. Но только о тех событиях, что будут упомянуты в прессе. С одной стороны, объяснение крайне примитивное, но чего-то более складного придумать не получается. Всё равно, это лучше рассказов о межвременных перемещениях. Если будут бить, то скажу, что от физического воздействия информация может перестать приходить совсем. Поставлю перед выбором, будут иметь сведения, что я им дам, или не будут иметь вообще.
Створки ворот гостеприимно распахиваются. Ещё пара минут пути по лесной дороге, и мы подъезжаем к трёхэтажному белому зданию, стоящему практически на пляже, но в тени кипарисов. Новая резиденция главы БКП, не поражает архитектурой. Для главы государства даже скромно. «Перлу» сдали в апреле, поэтому она выглядит как на картинке: белая, модернистская постройка в стиле минимализма.
Отдуваясь и утирая пот, мокрые как мыши, мы с облегчением вываливаемся из машины. Коктейль из йодистого запаха моря и можжевелового хвойника, после духоты салона, слегка пьянит. Мокрая от пота одежда моментально высыхает на тёплом морском ветерке.
– Извините, Борис, что заставил вас ждать, – раздаётся с высокого крыльца уверенный баритон. – Поднимайтесь, проходите в тень, сейчас сварится кофе, и мы поговорим. Вы голодны?
Пожилой мужчина среднего роста в светло-коричневых брюках и белой рубашке с коротким рукавом жестом приглашает меня к главному входу. Это Тодор Живков собственной персоной, я узнаю его по характерному длинному носу-клюву.
Миновав прихожую с хрустальными люстрами и помпезную гостиную, мы выходим с противоположной стороны здания. В густой тени азалий примостился столик с плетёными креслами вокруг.
– Милости прошу, – Живков жестом предлагаем мне сесть. – Значит, это вы спасли наших граждан? – обращается он ко мне.
– Да, было такое. Сам я их спасти не мог, я в Сибири живу. Но с моей подачи ветераны-лётчики сделали, что смогли. Жаль, что не получилось спасти всех сгоревших в «России».
– Да-да, очень жаль! Столько людей погибло… Я Леониду Ильичу звонил. Он мне знаете, как ответил? – «Не надо лезть со всякой ерундой». – Дал, что называется, «дружеский совет» товарища по партии.
– Товарищ Живков, его тоже можно понять. Информация слишком невероятна, а её источник не заслуживает ни грамма доверия. Если предпринять какие-то действия, а ничего не произойдёт? Появятся дополнительные расходы, жалобы клиентов, разговоры в мировой прессе.
Мою речь прерывает появление симпатичной девочки в черной униформе с белым передничком. В руках у неё всё, что необходимо для кофе. Она аккуратно наполняет чашечки. На столе появляются вазочки с пахлавой, лукумом, ещё какими-то неизвестными мне болгарскими сладостями. Пока вся эта благодать расставляется на столике, мы обсуждаем погоду на ближайшие дни. Живков уверяет, что сушь и жара продержатся еще пару недель.
– Вот мы и подошли к главному вопросу. – Голос товарища Живкова приобретает характерную начальственную твёрдость. – Борис, что ты можешь сказать о природе твоих способностей. Наша баба Ванга, старая полуграмотная крестьянка… Ты же человек эпохи НТР, окончил советскую школу, учишься в советском ВУЗе. У тебя есть какие-нибудь соображения о природе этого феномена?
– Товарищ Живков, я не могу ничего сказать по этому поводу, слишком бессистемно приходят ко мне эти «особенные» сны. Содержание их хаотично. Единственное что связывает эти сведения, это то, что в снах они приходят через СМИ, то есть все они как бы напечатаны. Такие сны отличаются от обычных чёткостью и конкретностью. Я в них читаю или книгу, или газету, или архивный документ. Как это происходит, я не знаю.
– Подожди, дорогой! Есть и у нас современная наука! В Болгарской Академии наук работает Георгий Лозанов. Мы в Софии для него создали НИИ суггестологии. Там этот самый Лозанов, как раз исследует такие феномены. Он и с бабой Вангой работает. Думаю, что и с тобой с удовольствием…
– Нет, ничего такого я не слышал. Может быть, у нас такие исследования проходят как ненаучные, а может наоборот, засекречены по причине их важности для военных целей. У нас же всё засекречено, и, наверное, это правильно, – я стараюсь говорить, нигде не нарушая принятых в СССР правил.