— Это новый орден, только что введенный императрицей. И он стал, в сущности, первым кавалером его по праву, вполне по праву. Победить врага, в пять раз превышающего тебя в силе, это надо уметь. Не осрамил имя Петра Великого, не осрамил. А ты говоришь: удача. Нет, сынок, это талант.
Старый фельдмаршал был растроган. И в бане, куда они вскоре отправились с сыном, нет-нет да вспоминал: «Ай молодец, Петр Александрович, вот порадовал старика-то!»
— Ну а как у тебя, батюшка? — спросил Иван, когда, напарившись, они сидели в предбаннике, отдыхая.
— Эх, сынок, ныне у меня команды всего-то Великолукский полк остался, — молвил с горечью Салтыков. — Да и в том едва триста человек набирается. Разве ж это полк? Одно название. Всех утянули туда, на турка. Сначала один полк увели, потом другой. А после и от Великолукского рожки да ножки оставили. А Москва-то не маленькая, целое, считай, государство, одних дворов без малого тринадцать тысяч. Мой бедный обер-полицмейстер с ног сбивается, то там разбой, то там убийство, то пожар, то потасовка.
— Не хотел я тебя огорчать, батюшка, но подумал, надо все ж предупредить, — вздохнул Иван.
— Ну говори, сынок, — усмехнулся с горечью старик. — Какое там еще огорчение, а то у меня их мало набирается?
— В Молдавии у нас враг объявился, пожалуй, пострашнее турка.
— Какой?
— Чума, батюшка, чума. Она и армию зацепила. Генерала Штофельна помнишь?
— А как же? Храбрый командир, находчивый.
— Чума его сразила.
— Царствие ему небесное, — перекрестился фельдмаршал. — Хороший был, боевой товарищ. Пуля не взяла, а вот…
— Худо то, что она и в Россию уже припожаловала, отец. Да, да. Уже до Брянска добралась.
— До Брянска, говоришь?
— Да. А тут ведь до Москвы-то рукой подать.
Новость действительно была огорчительной для генерал-губернатора. Он сразу как-то сник, нахмурился, ушел в себя.
Когда в столовой они сели за стол, Прохор наполнил наливкой рюмки и сказал:
— Вот теперь другое дело, можно и выпить после пару-те. Как говорится, после баньки и нищий пьет.
Фельдмаршал отрицательно покачал головой и даже отодвинул рюмку: не буду, мол.
Иван Петрович догадался — отчего, молвил виновато:
— Прости, отец. Кабы я знал, я б смолчал.
— Нет, Ваня, ты верно сделал, что сообщил. Верно. Спасибо. Я должен знать об этом. Ешь, пей. Не гляди на меня, сынок.
5. Моровое поветрие
Как ни ждал Салтыков появления незваной гостьи в Москве, она явилась неожиданно. Еще накануне генерал-майор Фаминицын, начальствующий над госпиталями, подал генерал-губернатору рапорт, что в его ведомстве все спокойно.
Давно уж крепко лежал снег, приближался зимний Никола, и фельдмаршал нет-нет да подумывал: «Пронесло. В мороз, чай, не сунется».
Однако 22 декабря утром у Салтыкова появился встревоженный обер-полицмейстер Бахметев.
— Беда, ваше сиятельство, в Лефортове на Введенских горах в госпитале явилась заразительная болезнь. Уже умерло четырнадцать человек.
— Кто вам сказал?
— Главный доктор госпиталя Шафонский.
— Что за чертовщина! Вечером Фаминицын прислал рапорт, что у него все в порядке. Может, это не она, может, это какая другая болезнь?
— Шафонский сказал, похоже, моровое поветрие. Уж очень скоро помирают.
— Надо созвать консилиум медиков, пусть определятся, что это за болезнь.
— Туда, на Введенские горы?
— Боже сохрани. Сами лекари растащат ее по Москве. Пусть соберутся в Сенате. Если Шафонский откажется, не настаивайте, ему лучше знать, как не потащить заразу в город.
Совет из лучших московских медиков собрался к вечеру — Мертенс, Эразмус, Шкиадан, Кульман, Венеаминов, Забелин, Ягельский.
Шафонский не появился, прислав сказать, что не может оставить больных, но кратко описал в записке признаки и течение болезни. Обсудив их, медики единогласно постановили: это моровое поветрие. Поручили Мертенсу идти на доклад к генерал-губернатору. Выслушав Мертенса, Салтыков спросил:
— А что за признаки сей болезни?
— Это гнилая горячка, ваше сиятельство. Начинается с жара, бреда, с черными болячками в паху. Болезнь весьма скоротечна, в два дни управляется с человеком. И все вещи больного, одежда, обувь, с чем он соприкасался, заразительны. И лучше сжигать их.
— Как пресечь распространение ее?
— Я бы советовал наперво оцепить госпиталь солдатами. И никого ни туда, ни оттуда не пропускать. И усилить проверку на заставах, не давать въезжать в Москву.