— Я? — удивился Румянцев. — Но я ведь, Петр Петрович, здесь по другому делу. Вы же знаете.
— Тем более мне интересно знать мнение человека, не причастного к боевым действиям.
— Я считаю, Петр Семенович дело говорит. Если мы полностью изгоним шведов из Финляндии, нам будет легче вести переговоры в Або с их представителями. Не далее как вчера государыня уполномочила меня возглавить на переговорах нашу делегацию.
— А кто еще войдет в нее? — спросил Ласси.
— Барон Любрас. Не сегодня-завтра он прибудет сюда, и мы отправимся в Або.
— А со шведской стороны кто?
— Точно будет посланник Нолькен, других пока не знаю.
— Ах, это тот самый Нолькен-лиса, полагаю, именно его интригами вызвано указание нам остановиться. Он меня уговаривал не наступать. Не вышло. Так через Москву постарался, через своих друзей. Нет уж, если им удалось затуманить голову государыне, то с нами это не пройдет. Нам здесь гораздо виднее все обстоятельства, так и напишу ее величеству: военный совет единогласно постановил — наступать. Вы согласны с нами, Александр Иванович?
— Конечно, — сказал Румянцев. — Тем более в манифесте ее величества финнам обещано освобождение от ига шведов.
— Петр Семенович, как с Нейшлотом? — спросил Ласси Салтыкова.
— Я отправил туда отряд князя Мещерского. Думаю, он его уж взял. А если сдастся Нейшлот, то и Тавастгуз не устоит.
— Итак, двигаемся на Гельсингфорс, господа. Петр Семенович, велите казакам обойти его и отрезать от финской столицы Або. С моря их блокирует адмирал Мишуков. Если не согласятся на капитуляцию, а я полагаю, они уже готовы к этому, то мы уничтожим всю группировку.
— Конечно, лучше бы миром решить, — заметил Салтыков. — К чему лишняя кровь?
Генерал Салтыков правильно определил состояние армии Левенгаупта — паника. Вся группировка, побросав все лишнее, что мешало скорости движения (пушки, телеги с имуществом), быстро катилась к Гельсингфорсу, словно там было ее спасение.
Левенгаупт с Будденброком обогнали корпус и явились в Гельсингфорс раньше авангарда и тут же собрали военный совет, на котором их было всего трое — к ним двоим присоединился генерал Бускет, прибывший с задачей укреплять город. Но совещаться не пришлось. Едва встретив Левенгаупта, Бускет подал ему запечатанный пакет.
— Что это? — спросил Левенгаупт.
— Это пакет из сената лично для вас, ваше сиятельство.
— Давно получен?
— Третьего дня.
— Почему держали его у себя, не отправили мне сразу?
— Казаки перерезали дорогу, и я боялся, что он попадет в руки противнику.
Левенгаупт вскрыл пакет, вынул жесткий, сложенный вчетверо лист, развернул его с треском. Прочел молча, нахмурился. Будденброк не утерпел:
— Что там?
— Ничего хорошего для нас, генерал. Нас с вами призывают в сенат для отчета.
— Для отчета? — побледнел Будденброк, почувствовав, как захолонуло сердце: «Это конец».
Левенгаупт прошел к окну, не выпуская трескучего листа, стоял, смотрел через него на порт. Помолчав, спросил:
— Нам есть на чем отплыть, генерал Бускет?
— Да, ваше сиятельство. Корвет, на котором привезли этот пакет, стоит на рейде и ждет вас.
— М-да. Ну что ж, — вздохнул Левенгаупт, — по крайней мере, не сами бежим с вами, Будденброк, нас отзывают.
— Уж лучше б не отзывали, — проворчал Будденброк.
— Да? Вы так думаете? — Левенгаупт прищурился, взглянув в самые глаза Будденброку.
— Не я один так думаю, ваше сиятельство. Вы тоже так думаете.
— Возможно, возможно… — согласился главнокомандующий. — Генерал Бускет, я передаю вам командование армией на время моего отсутствия.
— Почему именно мне?
— Потому что так решил сенат, — Левенгаупт бросил бумагу на стол. — Можете убедиться.
Бускет взял лист, прочел его, щелкнул каблуками и, вытянувшись, произнес:
— Я готов, ваше сиятельство. Каковы будут ваши приказания?
— Приказания? — Левенгаупт скривил губы в горькой усмешке. — Драться, генерал, драться до последнего солдата.
— Но вы же сами… — замямлил Бускет, не решаясь произнести слово «не дрались». — Вы же это…
— Генерал! Я вам приказываю драться! — повторил четко, с расстановкой Левенгаупт.
— Слушаюсь, — вздохнул Бускет.
Когда Левенгаупт с Будденброком направились в гавань, последний сказал раздумчиво:
— О какой драке может идти речь в этом положении.
— А вы что хотели, Будденброк, чтоб я ему приказал капитулировать?
— В его положении только в этом выход.