Так и стояли Караульщики, прижавшись за воротами к стене, когда мимо них неслась толпа хрипящих, матерящихся людей.
— Где он, с-сука?!
Чудов монастырь расположен сразу за Вознесенским монастырем — усыпальницей цариц. Если в Спасских воротах солдаты с ружьями не осмелились задержать стихию, то уж куда было устоять монахам в монастырских воротах.
— Где этот злодей? — накинулись на них.
С испуга потеряв дар речи, те не знали, что и отвечать, на всякий случай мямлили, смутно догадываясь, о ком речь:
— Нету его здесь.
— Врут, жеребцы! Ищи, ребята!
Толпа рассыпалась по монастырю в поисках злодея Амвросия, лазали во все щели, в кладовки, в лари, приставали к испуганным монахам, послужникам, наседали на архимандрита: «Где Амвросий?» Настоятель знал, конечно, но был тверд в ответе: «Не ведаю».
— Ступайте на Крутицкое подворье, — командовал Севка. — Он там может прятаться.
И впрямь, был же Амвросий в прошлом хозяином этого подворья, а оно же рядом, через дорогу от Чудова монастыря. Помчались искать там. Не нашли.
— Може, он на патриаршем, — предположил озабоченно Севка, понимая, что разозленные безрезультатными поисками мужики могут просто поколотить его: «Ты ж, гад, говорил, что в Чудове».
Нашлись охотники, сбегали аж за Ивана Великого на патриаршее подворье. Но и там не нашли архиепископа.
Поп Севка наконец понял, что пора «найти», хоть и не искомое, но для русского человека весьма желанное. У него уж и так руки дрожали от нетерпения.
— Он может быть вот где… За мной, братцы! — и заспешил в подвал.
Там в полутьме, наскочив на толстую дверь с навесным замком, приказал:
— Сбейте замок!
Долго искали наверху кувалду, лом. Нашли. Притащили. Сбили. Ворвались в подземелье, густо пропахшее вином и водкой. Мигом забыли про Амвросия.
— Братцы, живе-ем!
Монах, сунувшийся было с предупреждением: «Это не наше, это Птицына», получил затрещину и мигом истаял в полумраке.
— Было птицыно, стало человечье.
Люди голодные, измученные, натерпевшиеся страху перед моровым поветрием могли наконец забыться в хмельном угаре, в беспамятном, дармовом. Какой же русский откажется от дармовщины? Где бы сыскать такого да еще среди нищих и обездоленных, коих во все века на Руси хватало.
И потащили из подвала наверх кто в чем — в горшках, тазиках, ведрах, в бутылях — водку и вино. Черпали кружками, корцами, ладонями. Вспомнили о закуске, кинулись в монастырскую трапезную, нашли хлеб, капусту, брюкву. Некому было останавливать это разграбление не столь уж богатых запасов монастырской братии. Монахи разбежались, исчез и архимандрит.
Кремлевские караульщики решили не отставать от бунтовщиков, притащили три жбана сивухи в караулку. Перепились, побросали свои посты, один даже умудрился в предмостной будке свое ружье оставить: «Нехай оно караулить, мне некогда».
Широкий монастырский двор превратился в сплошное пьяное застолье, никем не управляемое, никому неподвластное. Шумело, орало оно пуще весенней ярмарки. Кто-то пытался петь, где-то спорили до хрипоты, а у церкви уже начали драться. Нашлось немало желающих крушить и рушить все, что на глаза попадется. Начали с окон, били по ним своими дубинками. Звон стекла вдохновлял крушителей.
— Лупи, робяты! Бей!
Одуревшие, потерявшие человеческий облик пошли по кельям, били, ломали, не щадя и образа. В церкви срывали иконы, топтались по ним, не боясь уже ни Бога, ни черта — никого. Всеми правила водка. Над подворьем белым снегом кружился пух из разорванных подушек.
К ночи начала стихать пьяная вольница. Сон валил даже самых неугомонных. И уже после полуночи вселенский храп стоял над Чудовым монастырем, лишь где-то у двери храма, громко рыгая, мучился какой-то язвенник, с надсадой выблевывая на холодные ступени церкви все выпитое и съеденное за день.
Поп Севка проснулся от произносимого где-то рядом имени архиепископа. И увидел в нескольких шагах взъерошенного мохнатоголового детину, прижавшего к стене молодого послушника.
— Так был здесь Амвросий? — допытывался детина, крепко держа послушника за грудки. Увидев проснувшего Севку, пояснил:
— Прятался, гад, на хорах. Все разбежались, а он наверху решил отсидеться. Ну, тебя спрашивают, был здесь Амвросий?
— Был, — промямлил несчастный послушник.
— Куда он делся?
— Не знаю.
— Знаешь, гад, знаешь.
Детина стал колотить послушника головой об стенку. Тот заплакал.
— Ну? Вспомнил?
— Он в Донской монастырь уехал, — отвечал послушник со всхлипом.