18 ноября 1970 года всем стало известно, что в холле гостиницы «Мёрис» Дали ставит эротическую трагедию собственного сочинения — написанную «в стиле Корнеля».
В этой связи один журналист рассказал нам, что в поведении Дали произошли кое-какие изменения. Отныне при встрече он перестал подавать людям руку для пожатия, а предлагал им дотронуться до кончика шнурка. Благодаря чему он избегал теперь непосредственного контакта с окружающими. «Обслуживающий персонал "Мёриса", и не то еще повидавший, с самым серьезным видом прикладывался к этой веревочке. Все там давно знали, что благодарность мэтра обычно бывает соразмерной масштабам его фантазий», — завершил свой рассказ журналист.
Подобных примеров можно было бы привести еще множество. Достаточно поднять архив любой газеты. Разделы новостей или светской хроники пестрят забавными сообщениями или фотографиями, к которым явно приложил руку сам мэтр. Стоило ему только свистнуть, как журналисты мчались к нему со всех ног.
Но не дремали они и тогда, когда Франко, жестоко расправившийся с противниками своего режима и заслуживший единодушное осуждение всего мира, получил лишь один голос в свою защиту, и этот голос принадлежал Дали, который изрек: «Ему следовало казнить еще больше народу». Потрясенные его высказыванием, СМИ разнесли эту новость по всему свету.
Был ли Дали тогда и в последующие годы действительно одержим «страстью к низким поступкам», как сказал мне Кристиан Болтански[544], когда я заговорил о Дали? Я готов согласиться. Эта страсть наложилась у Дали на его извечный мазохизм.
Возможно, это было своеобразным возвратом к детским и юношеским постыдным поступкам. К удовольствию, которое можно было испытать, мучаясь от стыда.
Фраза не была забыта, и позже, когда демократия в Испании была восстановлена, он наряду с другими видными деятелями, вставшими на сторону Франко, стал получать анонимные письма с угрозами. Ему даже пришлось позаботиться об охране, поскольку опасность покушения на него была вполне реальной.
А Сабатер, вместо того чтобы успокоить Дали, только добавил нервозности, показав ему пистолет, который он прятал в носке.
Еще Дали весело проводил время в компании Жана Клода дю Барри, яркой фигуры полусвета, владельца модельного агентства, называвшего себя племянником известного петомана, выступавшего в мюзик-холле, о котором между прочим упоминалось в «Петомании» — одной из настольных книг Дали, и поставлявшего Дали манекенщиц, готовых обнажаться перед ним и потворствовать его прихотям, а при случае и позировать ему. А еще дю Барри поставлял молодых любовников Гале. Дали называл его «ответственным за мою задницу». Дю Барри, которого друзья величали «графом дю Барри», а Дали — «Веритэ» («Правда»), обладал прекрасным чувством юмора и признавался: «Я для Дали то же самое, что Петроний[545] для Нерона».
Однажды в «Мёрисе» Дали с присущей ему извращенной фантазией разыграл молоденькую барышню из высшего общества, которую он развлекал и которую до сего момента держал поодаль от своих причуд: он придумал для нее некую конструкцию, похожую на трубу. Девушка должна была влезть в эту трубу с одного конца, проползти по ней и вылезти с другого конца. И всего-то? Да. Но это страшно развеселило Дали, который хохотал перед растерянной девицей, шокированной его поведением и не понимающей, что это за выдумки и чему так радуется Дали.
А причиной всему было то, что эротизм Дали, повторим это еще раз, был напрямую связан с тем, что творилось в его голове. Так вот придуманная им шутка называлась «роды посредством мужского члена»!
О Гале и Дали ходили слухи, что они не только терпели измены друг друга, но и что все сексуальные переживания Дали базировались исключительно на сексуальных опытах Галы...
Вторым из «секретарей» Дали был Сабатер или, точнее, Энрике Сабатер Бонани, который родился в 1936 году в испанской провинции Жирона, в местечке Корса. Бывший талантливый футболист, который из-за разлада с президентом своего клуба был вынужден уехать в Швейцарию и играть в клубе второго дивизиона, по возвращении на родину чем только ни занимался, каких только профессий ни перепробовал: он работал в туристическом агентстве, был официантом, затем устроился на одну радиостанцию шофером и работал там в этом качестве, пока не переквалифицировался в журналиста, а затем и фотографа. В 1968 году ему поручили взять интервью у разных знаменитостей, проживающих на Коста Брава, и он решил, что начнет с Дали.
Дали принял его по первой же просьбе. Оказалось, что у них есть общие знакомые: Сабатер ведь тоже был каталонцем. Все шло замечательно до тех пор, пока Дали не поинтересовался, чем он обязан этому визиту. «Я хочу взять у вас интервью», — сказал Сабатер. «Это будет стоить вам пятнадцать тысяч долларов», — ответил Дали, сразу посуровев.
Пятнадцати тысяч долларов у Сабатера не было. Ему нужно было связаться со своим агентством. Он условился с Дали о новой встрече.
В назначенный день Сабатер застал Дали за его опытами с фотоаппаратурой: у мэтра возникли проблемы, которые он не мог решить самостоятельно. А изобретательный Сабатер решил их в одно мгновение. Покоренный сметливостью молодого человека, непринужденностью его поведения и обаянием Дали попросил его зайти к нему на следующий день, потом еще на следующий, потом еще и еще. В конце концов, придя в очередной раз к Дали, Сабатер так у него и остался.
Однажды они сидели с Дали на солнышке и беседовали. Над ними кружила муха. Сабатер попросил кухарку принести ему банку с медом. Он погрузил в этот мед ус Дали и стал ждать, когда на него сядет муха. И сфотографировал этот момент. Получившаяся фотография станет одной из самых известных в этом жанре после фотографий Филиппа Халсмана из альбома «Dali's Mustache»[546].
Отныне Сабатер все время был рядом с Дали, решал любые проблемы, доставал то, что нужно было Гале и Дали, делал за них то, чем они заниматься не желали. Иными словами, он стал для них просто незаменимым.
Настолько незаменимым, что как-то раз — было это скорее всего в 1972 году — Дали предложил ему заняться продажей своих картин, оставив в ведении Мура лишь свои графические работы и репродукции.
От таких предложений не отказываются.
Мирное сосуществование двух «секретарей» продлится несколько месяцев, может быть, даже лет; но затем Мур окажется вытесненным на обочину, а вскоре и вообще отстраненным от всех дел. Неприметный Сабатер, полная противоположность яркого и видного Мура с его оцелотами, быстро все прибрал к своим рукам, причем это касалось не только творений Дали, но и многого другого, со всего абсолютно Сабатер имел свой процент. Он отрабатывал это, исполняя обязанности пресс-атташе, сиделки, шофера, бухгалтера, советника, телохранителя. Короче, он заменил Галу. Он даже сам назначал теперь цены на картины Дали. Взвинчивая их. До головокружения.
Поскольку имя Дали имело мировую известность, Сабатер эксплуатировал его с выгодой для себя вдали от Порт-Льигата и самого Дали. Про состояние Сабатера, которое он сколотил менее чем за десять лет, говорили, что оно огромно и превышает даже состояние его работодателя.
Во всяком случае, распоряжались этим состоянием определенно эффективнее.
У супругов Дали была своеобразная манера копить деньги, хранить их в «чулке», беспокоиться исключительно о том, чтобы «зеленые бумажки» (так Гала называла доллары) всегда были при них, при этом Дали часто даже понятия не имел о счетах, которые Гала открывала бог весть где, и не имел к ним доступа. Сабатер был прекрасно осведомлен обо всем этом. И позволял им продолжать в том же духе. Но когда его «работодатель» обращался к нему за советами, как лучше уйти от уплаты налогов, Сабатер с готовностью давал их. Именно он предложил супругам Дали перебраться на жительство в Монако. Что они и сделали. Нам даже известен номер их регистрационной карты, которая выдавалась в Монако поселившимся там иностранцам — 39069, она будет возобновляться ими вплоть до 1983 года, знаем мы и адрес их проживания там: улица Рампар, 30.
Дали — монакский художник, да кто этому поверит?
545
Гай Петроний Арбитр — римский писатель-сатирик и поэт, автор «Сатирикона», был личным другом Нерона, его главным советником в вопросах вкуса и этикета и организатором его развлечений.