«Отец не спал всю ночь, — ехидничает Дали, — потому что ему не давала покоя мысль о том, что ему, наверное, не следовало толкать сына на переделку его рисунка».
На следующий день — новый сеанс. На пороге школы мертвенно-бледный отец с вопросом: «Ну, что?» На сей раз рисунок оказался слишком крупным. И Дали уже стер его. Слезы навернулись на серо-голубые глаза нотариуса, который, сделав над собой видимое усилие, проговорил с натужной бодростью: «Ничего, завтра у тебя будет еще одна попытка. Сколько раз ты выполнял свои рисунки менее чем за два часа...»
«Но было видно, — замечает Дали, — что он не верит в то, что это возможно. Он думает, что нам придется с позором возвращаться в Фигерас. В Фигерас, где его сын был первым в школе по рисованию и где Нуньес уверял всех, что он без труда поступит в академию».
— Если ты не сдашь этот экзамен, — сказал отец, — то только по моей вине и по вине этого идиота-смотрителя. Зачем он вмешался? Если твой рисунок был хорошим, то какая разница, какого он был размера?
Дали не скрывает, что его ответ отцу прозвучал излишне резко:
— А я тебе что говорил? Если рисунок хороший, то его обязательно должны оценить.
— Но ты же сам мне сказал, что рисунок очень-очень маленький.
— Нет, я просто сказал, что он маловат.
— А я понял, что он чересчур маленький. Так, может, он вполне и сошел бы.
Нотариус потребовал уточнений насчет размеров рисунка. Молодой Сальвадор притворился, что не может вспомнить. Отец стал настаивать, а сын нарочно злить его. Сестра принялась рыдать.
Последний сеанс. «Всего за час, — говорит Дали, — мой рисунок был готов». Следующий час он занимался тем, что любовался своим творением.
Далее настоящая феерия.
Отец у выхода, бледный, с плотно сжатыми губами, даже не осмеливается задавать сыну вопросы.
— Я сделал замечательный рисунок, — сообщил ему Дали.
И после паузы добавляет: «К сожалению, он еще меньше, чем тот, первый!» Слова его произвели эффект разорвавшейся бомбы. И все же Дали был принят в академию. Решение комиссии сопровождалось следующим пояснением: «Хотя рисунок был выполнен не в том масштабе, в каком предписывается правилами, он настолько совершенен, что жюри сочло нужным засчитать его».
Отец и сестра отправятся домой. А сам Дали останется в Мадриде и поселится в студенческой Резиденции, «куда открыт доступ только тем, у кого отличные рекомендации».
Очарованность Лоркой
Один лишь Гарсиа Лорка произвел на меня неизгладимое впечатление.
С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали
Жизнь в Резиденции? Ее значение трудно переоценить. Там Дали заново рождается, там он учится познавать самого себя, учится вести диалог и соблазнять, развивать свой ум и свое остроумие, учится не поддаваться соблазнам, держать в узде свой темперамент, свой талант и свою натуру. Там начинает обретать формы его «паранойя-критический метод» — довольно туманная теория, сыгравшая, между тем, важную роль в его творчестве.
Там он читает Фрейда, работы которого становятся для него настоящим откровением, они оказали большое влияние на его взгляды, объяснили многое из того, что поражало в нем окружающих, обусловили ту отстраненность, с которой он все чаще стал относиться сам к себе.
А главное — он знакомится там с Бунюэлем и Лоркой.
Что касается его гомосексуальности, реальной или предполагаемой, и его любовной связи с Лоркой, то это отдельная история, к которой мы вернемся позже и, насколько это возможно, рассмотрим ее в свете различных и весьма противоречивых свидетельств.
Сначала в Резиденции появился Луис Бунюэль, случилось это в 1917 году. Он останется там на целых восемь лет. Родом Бунюэль был из Арагона, его отец, богатый землевладелец, сколотил свое состояние на Кубе. Арагонцы слывут за грубиянов и упрямцев: Бунюэль — лишнее тому подтверждение.
Он родился в Каланде, знаменитой своими барабанами, которые бьют без передышки, сотрясая воздух, землю и стены домов с полудня Святой пятницы до следующего утра в память о сумраке, спустившемся на землю в момент смерти Христа. Чтобы поселиться в Резиденции, Луис взял рекомендацию у сенатора дона Бартолоне Эстебана. У Лорки, прибывшего туда в 1918 году, была рекомендация от дона Фернандо де лос Риос, социалиста и франкмасона, будущего министра республиканского правительства. Дали же появился там в 1922 году в сопровождении отца и сестры.
Практически все обитатели Резиденции были отпрысками богатых семейств. Они были выходцами либо из городской буржуазии, если не сказать — крупной буржуазии, либо из среды крупных землевладельцев, а посему располагали средствами для оплаты своей учебы, что стоило совсем не мало, своего жилья — комната на одного обходилась по семь песет в день, а комната на двоих, которую приходилось делить с еще одним студентом, — по четыре песеты. Жили эти молодые повесы на широкую ногу, не экономя родительских денег: они одевались у лучших портных, стриглись у лучших парикмахеров, посещали самые модные ночные клубы и вообще ни в чем себе не отказывали.
Студенческая Резиденция (в обиходе просто «Рези») в Мадриде, в то время занимавшем весьма скромное место в ряду европейских столиц со своим всего лишь полумиллионным населением, походила на английский университетский городок или кампус. Она раскинулась на поросшем тополями холме в центре парка с буйно цветущими олеандрами, поблизости от Музея естественной истории.
Задуманный в стиле «неомудехар»[130] представлявшем собой вид исламизированного декоративного искусства, модного в христианской Испании в XIII веке, студенческий комплекс состоял из четырех корпусов со светлыми и удобными комнатами и даже душевыми, что было редкостью для того времени. На территории Резиденции были просторный конференц-зал, театр, пять лабораторий, библиотека, которая работала допоздна и получала по подписке большое количество иностранных журналов, также здесь располагались многочисленные спортивные площадки для игры в теннис, футбол и хоккей. Можно было готовиться к любому предмету, выбирая для себя любой режим и меняя его по собственному усмотрению. Резиденция была не учебным заведением, а общежитием, то есть местом, где, как видно из названия, студенты жили в период обучения.
Молодые люди, обучавшиеся в разных столичных институтах и университетах, селились в Резиденции специально для того, чтобы общаться и весело проводить время.
Так, Дали изучал живопись в Академии изящных искусств, Бунюэль — энтомологию в Музее естественной истории, а что изучал Лорка, мы точно не знаем. Он появлялся наездами... и уже тогда был довольно известной фигурой в литературных кругах Испании.
Уместно ли будет назвать жизнь в Резиденции «веселым пуританством», как это сделал один из ее гостей? Хотя этот студенческий кампус не имел строгого устава, зато имел свой собственный «дух», комнаты в нем походили на монашеские кельи с сосновой мебелью, а шуметь там было категорически запрещено, дабы не мешать тем, кто занимается, и даже развлечения должны были «способствовать укреплению здоровья». Да, конечно, пуританство. Но акцент следует сделать на эпитете «веселое»...
Вот пример, который поможет читателям оценить масштабы этого пуританства: в день премьеры «Чудесной башмачницы» Лорка, еще живший в тот момент в кампусе, сидел в углу с грустной миной. Что же произошло? «Нечто ужасное», — признался он. Припертый к стенке вопросами, он рассказал: «Сегодня днем в "Рези" я бросил на пол окурок и сделал это именно в тот момент, когда рядом возник Хименес Фрауд. Он увидел этот окурок, взглянул на меня, не говоря ни слова, поднял его и бросил в пепельницу... Я предпочел бы, чтобы он швырнул его мне в физиономию». Альберто Хименес Фрауд, молодой директор кампуса, считал, что подведомственное ему заведение должно сохранять такую же чистоту, как и совесть его обитателей...
Студенческая Резиденция была открыта в 1910 году. Фрауд, который родился в Малаге и был страстным поклонником английской культуры, в 1907 и 1909 годах провел по нескольку месяцев в Оксфорде и Кембридже, где на него произвела сильное впечатление местная «tutorial system»[131], подразумевавшая тесное взаимодействие учителей с учениками. Кроме того, он очень любил чай и всячески пропагандировал употребление этого напитка в резиденции, где спиртное было категорически запрещено.
130
Мудехар — стиль испанского зодчества XI—XVI веков, в котором композиционные приемы готики (а позднее Ренессанса) сочетались с чертами мавританского искусства.