Вот его чудовищная бледная голова из Великого мастурбатора - с длинными опущенными ресницами, словно у гоголевского Вия. Кажется, стоит открыть ей на секунду глаза, случится что-то ужасное. А вот его статуя из Мрачной игры (1929): словно в мольбе она протягивает ненормально разросшуюся, словно разбухшую руку, а другой стыдливо прикрывает лицо. А кругом кружатся и сталкиваются осколки и фрагменты чего-то странного, непонятного и пугающего. Что это? Галлюцинации? Ночные кошмары? Или наши подпольные страхи, комплексы и подавленные желания, которые выползли все на этот ярчайший, раздевающий свет и обнаружили свой жуткий, темный и сатанинский характер?
Фармацевт из Фигераса, когда он не ищет совершенно ничего. 1936
Музей Фолькванг, Эссен
Явление города Делфта. 1935-1936
Частное собрание
Здесь же, на этой выставке, висела картина, которой суждено было сыграть роковую и печальную роль в жизни Дали. Называлась она Священное сердце (1929) и имела грубо кощунственный характер. На фоне силуэта Иисуса Христа было написано следующее: «Иногда ради удовольствия я плюю на портрет своей матери». Выглядело все это шокирующе, отвратительно и некрасиво, но, к слову сказать, сама эта оскорбительная надпись ни в коем случае не выражала действительных чувств художника.
Дали воспитывался в очень культурной и порядочной семье, в атмосфере любви и согласия, обожал свою мать и отца, и поэтому преждевременная смерть его матушки, когда ему исполнилось всего 16 лет, стала и для него, и для всей семьи настоящей трагедией.
Дело заключалось в другом. Скорее всего, постоянная потребность шокировать обывателя, дразнить его, выводить из себя, издеваться и глумиться над ходячей и расхожей моралью завела его слишком далеко, и он не заметил сам, как надругался не столько над чужой человеческой глупостью, сколько над святыней своей же семьи. Но отец, который всегда очень гордился своим талантливым сыном, услышав об этой отвратительной выходке, не стал разбираться в тонкостях психологии, а попросту пришел в дикую ярость и буквально вышвырнул негодного сына из дома, оставив его при этом абсолютно ни с чем, лишив наследства и не вернув ни единой вещи, даже личных тетрадей, эскизов и картин, которые принадлежали Дали с самого детства.
Мягкая конструкция с вареной фасолью (Предчувствие гражданской войны). 1936
Музей искусств, Филадельфия
Окраина параноидно-критического города: послеполуденный час на обочине истории. 1936
Частное собрание
Произошел тяжелый, жестокий, тягостный для обоих разрыв, который переживался Дали в течение многих лет. Травма, нанесенная отцом, оказалась слишком глубокой. В знак траура и начала новой, самостоятельной жизни он обрезал свои иссиня-черные волосы и схоронил их на берегу в Эс-Льяне, затем обрился наголо, и в таком обезображенном виде, но с решительным трагическим лицом и с морским ежом на голове его и сфотографировал Бунюэль.
С этого времени его настойчиво будет преследовать один навязчивый образ, одна вечная тема, которая станет терзать его, насылая кошмарные сны. Это тема, которую он сам для себя обозначил так: «Отец, приносящий в жертву сына: Сатурн, который пожирает своих детей, Господь Бог, приносящий в жертву Христа, Авраам, готовый заколоть Исаака, Гусман Добрый, сам протягивающий убийце своего сына роковой кинжал, Вильгельм Телль, целящийся в яблоко на голове собственного сына»[1 С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. С. 272.]. Одним словом, мир, который оказался не так уж добр и хорош, если люди в нем пожирают и истязают друг друга и если даже родители подымают руку на своих сыновей и безжалостно их истребляют.