Кандара восхищенно загляделась на энергетические звездочки, мерцающие на гладкой, как обсидиан, наружной оболочке выходивших из фабричных колец умопомрачительных цилиндров. Все это, как и промышленные станции Брембла, вызывало явные ассоциации с биологическими процессами.
А за собранием фабричных модулей звездами первой величины блестели свежесобранные хабитаты. Их рой медленно расплывался по системе Дельты Павлина, выходя на траектории, которые десятки лет спустя должны были привести их к новым астероидам, где снова начнется добыча-обработка-производство. Кандаре Брембл рисовался головкой одуванчика, разбрасывающей облачко семян, чтобы снова и снова одолевать и захватывать межпланетные пространства.
Опять ассоциации с органикой.
– Подлинный утопийский фон-нейманизм, – самодовольно заявило Тайле, усаживаясь рядом с ней и улыбаясь открывшемуся виду. – Машины строят машины практически без участия человека. Теперь, когда на Ониско есть Ген 8 Тьюринг, они способны на гораздо большее, чем прежде.
Кандара поджала губы, окинув Брембл более взыскательным взглядом. Астероид был меньше Весты – главного промышленного астероида Сол, – но здешняя система показалась ей более сложной. Они уже не ограничиваются старой доброй экономикой, поняла она.
– Растет по экспоненте?
– Пока нет. Дайте нам еще двадцать лет. Промышленные установки поглотят Брембл, после чего перестанут трудиться над самовоспроизводством. Они пустят оставшуюся породу на строительство космических поселений. А еще через пятьдесят лет, когда здесь ничего не останется, перелетят к новому астероиду и начнут сначала.
– Пожалуй, звучит… опасно.
– Ничего подобного. Это победа. Мы движемся к подлинной экономике изобилия, – серьезно ответило Ойстад. – Развивающаяся здесь система наконец сделает ее возможной. Пока что все в макро, все слишком взаимозависимо. На этих промышленных установках работает множество отдельных специализированных фабрикаторов, связанных между собой, чтобы создать возможность саморепликации.
– Клетки составляют организм, – пробормотала Кандара.
– Правильно. Эмилья хочет перевести нас к следующей, окончательной стадии, на порядок величины редуцировав нынешнюю механическую сложность. Чтобы единичная установка могла воспроизводить себя бесконечно, после чего переходить к выпуску специализированных производственных систем вроде тех, что строят цилиндры хабитатов. С появлением Ген 8 Тьюрингов это наконец стало возможным. А Универсалию их появление приведет к точке экономического коллапса.
– После чего вы гладко замените ее эпохой просвещения?
– Примерно так, – ехидно согласилось Тайле.
– А если кто-то подорвет ваши производящие мощности и передовые разработки, ваш идеологический крестовый поход…
– Именно! – Ойстад показало за окно. – То, что вы видите, – это подлинное живое сердце Утопизма.
Тайле хихикнуло.
– Смотри, чтобы тебя не услышало Крузе.
– О, – заинтересовалась Кандара. – Отчего же?
– Утопийское общество достигло несравненного успеха в двух областях, – пояснила Джессика. – Есть материальный успех. Вот здесь у нас развивается технология, которая обеспечит абсолютное изобилие, создав переизбыток материальных благ. Но есть еще и философия, которая позволяет людям жить в этой материально богатой среде плодотворной, осмысленной жизнью. К такому человечество непривычно.
– Понимаю, – сказала Кандара. – И почему Крузе это беспокоит?
– Беспокоит – не совсем точно, – ответило Ойстад. – Видите ли, Яру выдвигает философию на первый план. Оне уверено, что равенство и человеческое достоинство превыше всего. Превыше даже материальных аспектов нашей культуры.
– Разумно, – задумчиво протянула Кандара.
– Крузе в этом вопросе ревностно поддерживает Яру.
– Постойте? Так в утопийской идеологии присутствует конфликт?
– Конфликт – слишком сильно сказано. Вопрос расстановки приоритетов и распределения ресурсов. Видите ли, Крузе с попутчиками считает, что омни – лишь первая стадия преобразования человека. Что, если мы действительно достигнем сверхизобилия в материальных потребностях, обычные человеческие личности с этим не совладают и мы за пару поколений выродимся.