А ведь г-н де Маранд ласково обратился к жене с просьбой, которая вот-вот будет исполнена, позволить ему ненадолго прийти на ее половину и побеседовать, перед тем как он запрется у себя.
Так что же?! В г-же де Маранд столько красоты, молодости, свежести — всего, о чем только может мечтать человек в двадцать пять лет, то есть в апогее молодости, но никогда не встречает; столько счастья, радости, опьянения — и все эти сокровища принадлежат одному мужчине! И этот мужчина — банкир, светловолосый, свежий, розовощекий, элегантный, вежливый, умный (что верно — то верно), но в то же время суховатый, холодный, эгоистичный, честолюбивый, каким мы его знаем. Это всегда пребудет с ним, как его особняк, его картины, его деньги!
Какое неведомое происшествие, какая общественная сила, какая тираническая и беспощадная власть заставили связать свои судьбы этих непохожих людей, внешне во всяком случае. Неужели им есть о чем говорить и главное, могут ли они друг друга понять?
Вероятно, ответ на наш вопрос мы получим позднее. А пока послушаем, о чем они беседуют; возможно, какой-нибудь взгляд, знак, слово этих скованных одной цепью супругов поможет нам напасть на след событий, еще более надежно от нас скрытых во мраке прошлого…
Внезапно замечтавшейся красавице почудился шорох в соседней комнате; скрипнул паркет, как легко ни ступал приближавшийся человек. Госпожа де Маранд в последний раз торопливо оглядела свой туалет; она еще плотнее закуталась в накидку из лебяжьего пуха, спустила рукава кружевной сорочки на запястья и, убедившись, что все остальные части ее тела надежно скрыты, больше не двинулась, не желая, по-видимому, ничего менять.
Она лишь опустила раскрытую книгу на постель и чуть приподняла голову, подперев рукой подбородок. В этой позе, выражавшей скорее безразличие, нежели кокетство, она и стала ждать появления своего господина и повелителя.
XXII
БЕСЕДА СУПРУГОВ
Господин де Маранд приподнял портьеру, но остался стоять на пороге.
— Мне можно войти? — спросил он.
— Разумеется… Вы же предупредили, что зайдете. Я вас жду уже четверть часа.
— Что вы говорите, сударыня?! А ведь вы, должно быть, так устали?.. Я допустил бестактность, не правда ли?
— Нет, входите!
Господин де Маранд приблизился, отвесил галантный поклон, взял руку жены, склонился над этой ручкой с хрупким запястьем, белыми длинными пальцами, розовыми ноготками и настолько легко коснулся ее губами, что г-жа де Маранд скорее угадала его намерение, нежели почувствовала прикосновение его губ.
Молодая женщина бросила на супруга вопросительный взгляд.
Было нетрудно заметить, что подобные визиты — большая редкость, как можно было догадаться и о том, что этот визит не был желанным, хотя его и не опасались: скорее это было посещение друга, а не мужа, и Лидия ожидала г-на де Маранда с любопытством, но уж никак не с беспокойством или нетерпением.
Господин де Маранд улыбнулся и, вложив в свои слова всю нежность, на какую был способен, сказал:
— Прежде всего прошу меня извинить, сударыня, за то, что я пришел так поздно или, точнее, рано. Поверьте, что, если бы важнейшие обстоятельства не заставили меня провести весь день вне дома, я выбрал бы более удобный случай для доверительной беседы с вами.
— Какое бы время вы ни назначили для нашего разговора, сударь, — сердечно проговорила г-жа де Маранд, — для меня это всегда большая радость, тем более что это случается крайне редко.
Господин де Маранд поклонился, на этот раз в знак благодарности. Потом он подвинул глубокое кресло вплотную к кровати г-жи де Маранд и сел так, чтобы хорошо ее видеть.
Молодая женщина снова опустила подбородок на руку и приготовилась слушать.
— Прежде чем начать разговор о деле — или, если угодно, чтобы легче было начать его, — заговорил г-н де Маранд, — позвольте мне, сударыня, еще раз выразить искреннее восхищение вашей редкой красотой, расцветающей с каждым днем, а этой ночью, кажется, достигшей апогея.
— Откровенно говоря, сударь, я не знаю, что и ответить на подобную любезность: она радует меня тем больше, что обыкновенно вы не слишком щедры на комплименты… Прошу меня правильно понять: я сожалею об этом, но отнюдь вас не упрекаю.
— Отнесите мою скупость в похвалах на счет моей ревностной любви к работе, сударыня… Все мое время посвящено цели, которую я перед собой поставил. Но если однажды мне будет позволено провести хоть часть отпущенного мне времени в удовольствии, которым вы дарите меня сейчас, поверьте, что это будет счастливейший день моей жизни.