Форейтор остановился, спешился и распахнул дверцу.
— Приехали, господин Сальватор, — доложил он.
— Как! Это ты, Бернар?
— Да, это я!
— Ты проехал с нами два перегона?
— Ну, конечно!
— Я думал, это запрещено.
— Разве для вас может быть что-нибудь запрещено, господин Сальватор?
— Я все-таки не понимаю…
— Дело было так. Я подумал: «Господин Сальватор готовит какое-то благое дело; ему нужен человек, который глух и слеп, но может быть полезен вместе со своей парой рук. Такой человек — я!» И в Вильжюифе я сделал вот что — сказал Пьеру Ланглюме, кому был черед выезжать: «Пьер, дружище, у бедного Жака Бернара есть привязанность близ фонтанов Кур-де-Франс; уступи ему свое место, чтобы он шепнул пару слов своей подружке с глазу на глаз, а когда вернется, вы с ним разопьете бутылочку. Идет?» — «Договорились!» — согласился Ланглюме. Мы ударили по рукам, и вот я здесь. Теперь скажите, господин Сальватор, разве я был не прав? Вот он я перед вами. Пусть я проеду на пять льё больше положенного: мы, посланцы любви, от такой безделицы не умираем. Ведь я правильно сделал? Приказывайте! И если я за это получу от своего хозяина в зубы, я молча оботру кровь и слова не скажу.
Сальватор протянул Жаку Бернару руку.
— Друг мой, — сказал он. — Не думаю, что ты мне сегодня понадобишься. Но можешь не сомневаться: если представится случай прибегнуть к твоей помощи, я не премину это сделать.
— Решено, господин Сальватор?
— Решено.
— Идет!.. А теперь что от меня требуется?
— Садись в седло, проедешь примерно сто пятьдесят шагов.
— А потом что?
— Остановишься.
Бернар вскочил на лошадь, проехал сто пятьдесят шагов, затем спешился и отворил дверцу.
Сальватор вышел из коляски и направился к придорожной канаве.
В двадцати шагах от него поднялся человек и сосчитал вслух до четырех. Сальватор сосчитал вслух до восьми и пошел ему навстречу.
То был генерал Лебастар де Премон.
Сальватор подвел генерала к коляске, где тот занял место, потом поднялся вслед за ним и приказал Бернару:
— В Шатильон!
— В какое место в Шатильоне, хозяин?
— В харчевню «Божья милость».
— Знаю… Ну, вперед, индюшки!
И, огрев кнутом лошадей, Жак Бернар покатил по дороге на Шатильон. А десять минут спустя коляска уже остановилась, покачиваясь на осях, перед харчевней «Божья милость».
Пока ехали, Сальватор представил Жюстена генералу; но если генерал знал от Сальватора, кто такой Жюстен, то школьный учитель ничего не слышал о генерале и об оказанной им Жюстену услуге.
Как мы уже сказали, экипаж остановился у харчевни «Божья милость».
Именно там Сальватор назначил встречу Жану Быку и Туссен-Лувертюру.
Двое наших могикан уже были на месте, и — странное дело! — хотя они провели здесь около часу, стоявшая перед ними бутылка оставалась непочатой. Можно было бы подумать, что это уже вторая бутылка, если бы стаканы не оставались столь же прозрачны, как только что сделанные.
Оба приятеля встали, едва завидев Сальватора; он вышел из коляски один и один вошел в харчевню.
Оглянувшись, Сальватор заметил, что его знакомцы сидят в сторонке, подальше от посторонних глаз.
Жан Бык понял, что́ занимает комиссионера.
— О, можете говорить свободно, господин Сальватор, — успокоил он его. — Никто нас не слушает.
— Да, — подхватил Туссен-Лувертюр. — Мы ждем только ваших указаний.
— Указания будут такие: этой ночью вы можете мне понадобиться…
— Тем лучше! — сказал Жан Бык.
— Вполне вероятно, что я справлюсь без вас…
— Тем хуже! — воскликнул Туссен-Лувертюр.
— В любом случае, я беру вас с собой.
— Мы к вашим услугам.
— Вы даже не спрашиваете, куда я вас везу?
— А зачем? Вы же знаете: мы готовы следовать за вами хоть к самому черту, — заявил Бартелеми Лелон.
— И что дальше? — спросил Туссен-Лувертюр.
— Потом я вас оставлю, где вам и положено оставаться, и, заклинаю вас, не показывайтесь, пока я не скажу: «Ко мне!»
— Но если вам будет что-нибудь угрожать, господин Сальватор?
— Это мое дело.
— Скажете тоже!
— Дайте слово, что не выйдете, прежде чем не услышите: «Ко мне!»
— Что же делать!? Придется пообещать…
— Ваше слово!
— Слово Бартелеми Лелона!
— Слово Туссен-Лувертюра!
— Хорошо. Бартелеми! Сунь эти веревки в карман. А ты, Туссен, положи к себе вот этот платок.
— Готово дело!
— Теперь вот что: вам знаком парк Вири?
— Мне — нет, — признался Туссен.