– Правду. Ну, отвечай в последний раз: тебе подходит мое предложение?
– Я с радостью его принимаю.
– Браво! Я самый счастливый из смертных!.. А когда тебе будет нужно побыть одному, когда придут хорошенькие модели или великосветские дамы, я повернусь другим бортом.
– Договорились.
– Ну и хорошо!
Капитан вынул часы.
– Ах ты! Уже половина седьмого! – заметил он.
– Да, – подтвердил Петрус.
– Где ты обычно ужинаешь, мой мальчик?
– Да где придется.
– Ты прав. Умирать с голоду нигде не нужно. В «ПалеРояле» кормят по-прежнему прилично?
– Как в любом ресторане… вы же знаете.
– «Вефур», «Бери», «Прованские братья» – это все и теперь существует?
– Еще как!
– Идем ужинать!
– Вы меня приглашаете поужинать?
– Ну да! Сегодня – я тебя, завтра – ты меня, и мы будем квиты, господин недотрога.
– Позвольте я сменю редингот и перчатки.
– Смени, мальчик, смени.
Петрус двинулся в свою комнату.
– А вот, кстати…
Петрус обернулся.
– Дай мне адрес своего портного. Я хочу одеться по моде.
Он увидел через приотворенную дверь шляпу Петруса.
– Ага! Значит, широких шляп а lа Боливар больше не носят?
– Нет, теперь носят маленькие а lа Мурильо.
– А я свою оставлю в память о великом человеке, которому обязан своим состоянием.
– Это благородно и умно, дорогой крестный.
– Ты смеешься надо мной?
– Ничуть.
– Давай-давай! Я не обидчив, вали на меня что хочешь.
Впрочем, давай сначала обсудим, где ты меня поселишь.
– Этажом ниже, если не возражаете. У меня там отличная холостяцкая квартира, она вам понравится.
– Оставь свою холостяцкую квартиру для любовницы, которой захочется иметь собственную мебель. Мне же нужна всего одна комната, лишь бы в ней были койка с твердой рамой, книги, четыре стула, карта мира – вот и все.
– Уверяю вас, дорогой крестный, у меня нет любовницы, которой нужно предоставлять комнату, и вы ничем меня не стесните, если займете квартиру, в которой я не живу и которая служит лишь прибежищем Жану Роберу в дни его премьер.
– Ага! Жан Робер, модный поэт… Да, да, да, слышал!
– Как?! Вы знаете Жана Робера?
– Я видел его драму на испанском в Рио-де-Жанейро…
Дорогой крестник! Хоть я и морской волк, поверь: я знаю многих и многое. Несмотря на свой дикарский вид, я тебя удивлю еще не раз. Так твоя квартира в первом этаже?..
– …в вашем распоряжении.
– Я тебя точно не стесню?
– Ни в малейшей степени.
– Хорошо, я согласен.
– А когда вы намерены вступить во владение?
– Завтра… нет, нынче вечером.
– Вы хотите сегодня здесь ночевать?
– Ну, если это тебя не слишком побеспокоит, мой мальчик…
– Ура, крестный! – обрадовался Петрус и подергал за шнур.
– Что это ты делаешь?
– Зову лакея, чтобы он приготовил вашу квартиру.
Вошел лакей, и Петрус отдал ему необходимые распоряжения.
– Куда послать Жана за вашими вещами? – спросил Петрус капитана.
– Я сам этим займусь, – возразил моряк.
Вполголоса он прибавил:
– Мне нужно попрощаться с хозяйкой гостиницы. – И выразительно посмотрел на Петруса.
– Крестный! Вы можете принимать у себя кого хотите, – сказал Петрус. – Здесь не монастырь.
– Спасибо!
– Похоже, в Париже вы не теряли времени даром, – так же вполголоса заметил Петрус.
– Я же еще не знал, что найду тебя, мой мальчик, – проговорил капитан, – мне нужно было создать себе домашнюю обстановку.
Лакей снова поднялся в мастерскую.
– Квартира готова, – доложил он, – осталось лишь застелить постель.
– Прекрасно! В таком случае закладывай коляску.
Он обратился к капитану:
– Не угодно ли по дороге заглянуть в комнаты?
– Ничего не имею против, хотя, повторяю, мы, пираты, неприхотливы.
Петрус пошел вперед, указывая дорогу гостю; он распахнул дверь в комнаты первого этажа, похожие скорее на гнездышко щеголихи, чем на квартиру студента или поэта.
Капитан замер в восхищении перед неисчислимыми безделушками, которыми были уставлены этажерки.
– Да это апартаменты принца крови! – воскликнул он.
– Что такое королевские апартаменты для такого набоба, как вы! – парировал Петрус.
Несколько минут спустя лакей доложил, что коляска готова.
Крестный и крестник спустились под руку.
У каморки привратника капитан остановился.
– Поди-ка сюда, парень! – приказал он.
– Чем могу служить, сударь? – спросил тот.
– Доставь мне удовольствие: сорви все объявления о воскресной распродаже и передай посетителям, которые придут завтра…
– Что я должен им сказать?
– Что мой крестник оставляет мебель себе.
Он прыгнул в коляску, просевшую под ним, и приказал:
– В «Прованские братья»!
Петрус сел вслед за капитаном, и экипаж покатил со двора.
– Клянусь «Калипсо», которую мы с твоим отцом продырявили, словно решето, у тебя отличная лошадь, Петрус! Жаль было бы ее продать!
III.
Глава, в которой капитан Берто Верхолаз приобретает огромное значение
Крестный и крестник заняли один из кабинетов «Прованских братьев», и по просьбе капитана Монтобанна, или Верхолаза, уверявшего, что он сам ничего в этом не понимает, ужин заказывал Петрус.
– Все, что есть лучшего в заведении, слышишь, мальчик мой! – сказал капитан крестнику. – Ты, должно быть, привык к изысканным ужинам, бездельник? Самые дорогие блюда, самые знаменитые вина! Я слышал, здесь когда-то подавали сиракузское вино.
Узнай, Петрус, существует ли еще это вино? Мне надоела мадера:
я пять лет ею упивался, и она мне опротивела.
Петрус спросил сиракузского вина.
Мы не станем перечислять всего, что заказал Петрус в ответ на настойчивые просьбы крестного.
Скажем только, что это был настоящий ужин набоба, и капитан признался за десертом, что недурно поужинал.
Петрус не переставал ему удивляться. За всю свою жизнь он даже у генерала, бывшего в этом деле знатоком, не ел с такой пышностью.
Впрочем, капитан удивил его не только этим. Например, бросил пиастр уличному мальчишке, отворившему перед ними дверь в ресторан. Проходя мимо Французского театра, моряк снял ложу, а когда Петрус заметил капитану, что спектакль плохой, тот сказал просто:
– Мы можем и не ходить, но я люблю обеспечить себе заранее место, где смогу подремать после ужина.
Когда ужин был заказан, капитан отвалил целый луидор лакею за то, чтобы тот подал бордо подогретым, шампанское – замороженным, а блюда подносил одно за другим без перерыва.
Словом, с тех пор, как моряк заговорил с Петрусом, тот не переставал изумляться.
Капитан Монтобанн превращался на его глазах в античного Плута: золото лилось у него изо рта, из глаз, из рук, будто солнечные лучи.
Казалось, ему довольно тряхнуть рукой или ногой, и из складок его одежды хлынет золотой дождь.
Словом, это был классический набоб.
К концу ужина в голове у Петруса зашумело от выпитых по настоянию крестного вин, ведь обычно он пил только воду.
Молодой человек решил, что бредит, и спросил крестного, не сказка ли все, что с ним произошло за последние несколько часов и не явился ли он жертвой мистификаций в цирке или театре у заставы Сен-Мартен.
Очарованный радужными видениями, Петрус отдался сладким грезам, а крестный, краем глаза наблюдавший за крестником, нарочно не стал ему мешать.
Хмурое, затянутое тучами небо, нависшее над молодым человеком вот уже несколько дней, постепенно прояснялось и в конце концов, благодаря богатому воображению художника, оказалось ярко расцвечено. Роскошная жизнь, представлявшаяся ему необходимым условием его королевской любви, окутывала Петруса своими сладчайшими ароматами, овевала самыми нежными ласками. Чего ему еще было желать? Разве, подобно французским дофинам, носившим закрытую корону из четырех диадем, он не обладал учетверенной короной, которую предоставляли молодость, талант, богатство и любовь?
Это было невероятно.
Упав столь низко накануне, вдруг взлететь к самым вершинам!..