Однако королевские советники не смогли объяснить причин происходящего и только посулили беду для сынов человеческих.
— Ведомо нам, что Шарон соберет силы, — сказали они. — И значит, близится война.
— Пусть он приходит со своими силами, — ответил Прорн. — Несмотря на холод в стране, горны в кузницах оружейников остаются горячими.
— Сир, позволь нам послать гонца к эльфам Таур-Део-Доранта, — предложил один из советников. — Война будет тяжелой. Нам лучше заключить союз между двумя народами.
Король рассердился на советника.
— Что? Эльфы? Никогда! Я дал нерушимый обет, что не буду иметь дел со злобными эльфами. Разве не их принцесса увела моего младшего сына? Разве не их королева Ева вела себя с ним, как с преступником, угрожая мальчику позором и смертью? Она сослала его в дикую глушь, где он теперь скитается, искалеченный телом и убитый горем, обреченный на страдания и одиночество.
Не зная истинной судьбы своего сына, Прорн верил в то, что говорил.
— Тот день, когда Беленд влюбился в эльфийскую колдунью, был черным для всего человечества. Нам лучше держаться от эльфов подальше!
— Сир! Но надвигается великая война...
— Если Шарон нападет на нас, мы встретим его и одолеем в битве! — проревел король. — Мы не раз сражались с ним и всегда побеждали. Кровь, которая струится в моих жилах, принадлежит благородной семье, ибо я происхожу от Рокетта — человека, который сражался в северных предгорьях с самим Морготиком! А если эльфы начнут создавать нам проблемы, то мы и их перебьем!
Прорн приказал каптерам изъять все доступные запасы пищи и назначить для людей пайки. Кроме того, он повелел, чтобы все мужчины, умеющие работать с металлом, оказали помощь оружейникам. И шум молотов, звеневших о наковальни, разносился по стране, словно перезвон колоколов. Ковались клинки и копья, из крепкого дуба вырезались щиты, которые затем обтягивались дубленой кожей. На сшитых листах пергамента рисовались плакаты с различными публичными сообщениями, как то «Беспечный болтун — находка для орков!» или «Ковыряй копьем в груди врага до полной победы». Страна готовилась к войне.
В эльфийских королевствах центральной части Верхнего Средиземья к нарушению климатических сезонов отнеслись с гораздо большим пониманием. Эльфы, мудрые в путях природы, могли извлекать информацию из полета птиц. Они быстро поняли, что Шарон нарушил природный баланс, наложив на мир какие-то мощные чары. И у них появились ужасно дурные предчувствия.
Хуже всего было то, что умерла их королева Ева. Никогда прежде эльфы не болели и не погибали от недугов. Им всегда казалось, что смерть от болезни настигала лишь смертных людей. Но королева увядала на глазах. Свирепый кашель сотрясал ее, словно сук на ветру, и после каждого приступа изо рта Евы шла черная кровь. Она болела одиннадцать лет. Некоторые считали, что это была кара за увечье, нанесенное дочери. Другие утверждали, что во всем виновата «злобная магия, с помощью которой Шарон повернул сезоны вспять — с весны на зиму». И никто не знал, как вылечить Еву.
После долгих страданий королева скончалась — первый эльф, погибший не от ран и не в бою, а по иным причинам. И хотя многие сородичи находили ее грубой и жестокой, эльфы погрузились в траур. Никто не знал, что делать дальше. Их страной всегда управляло семейство Блэри, но теперь единственным отростком королевского древа была бессловесная копия принцессы Плюшкием.
И некоторые говорили:
— Да, она сошла с ума и лишилась разума, но мы все равно должны короновать ее.
Другие отвечали:
— Она не может быть королевой, потому что потеряла волю, мысли и слова. От нее остался лишь фантом. Как она будет править страной?
Два других великих племени эльфов — кивуны и манвюры — тоже не могли прийти к согласию. Элсквар, представитель кивунов, настаивал:
— Неужели вы не видите знаков в мире природы? Война грядет, и мы должны подготовиться к ней. Сейчас не время для внутренних свар между эльфами. Нам нужно объединиться и вместе победить врага.
Однако лидер манвюров Тюрин Тупохвастунг и его советники имели другую точку зрения.
— Мы думаем, что принцессу нужно короновать, поскольку она дана нам судьбой. Если ее правление будет безмолвным, она не сможет послать нас на битву. Но в этом мы тоже видим знак судьбы. Следовательно, если Шарон нападет на нас, мы отступим, и пусть люди сражаются с ним, сколь угодно долго. А мы покинем эту страну и уйдем на северо-запад.
— Трусы! — в ярости крикнул Элсквар.
— Ты называешь трусостью мою осторожность, — распаляясь, ответил Тюрин. — Но она лучше, чем безрассудная отвага кивунов, ибо вы обрекаете эльфийский мир на разрушение.