Не было музыки, и когда они достигли зоны вестов — энергичный ветер дул немного с норда, так энергично, что «Сюрприз» несся вперед в полный бакштаг с двумя рифами на марселях со скоростью девять и даже десять узлов, брыкаясь в нижней точке затяжной бортовой и килевой качки в не делающей ему чести манере.
Прекрасный ветер держался день за днем, ослабев только на подходе к островам Берленгаш. Вечером Мартин вывел Стэндиша на палубу, чтобы их показать — грубые иззубренные скалы далеко в беспокойном океане под беспокойным небом на темном горизонте. Казначей приник к поручню, жадно глядя на первые крупицы суши после Малин-Хед. Одежда на нем болталась.
— Надеюсь, что вы в лучшей форме, мистер Стэндиш, — обратился к нему Джек Обри. — Даже таким спокойным ходом мы на рассвете увидим мыс Лиссабона, а если повезет с приливом, то пообедаем на площади Черной лошади. Ничего так не улучшает самочувствие, как плотная трапеза.
— Но перед этим, — вмешался Стивен, — мистеру Стэндишу стоит посоветовать съесть пару яиц всмятку и немного размягченных галет, как только его желудок сможет их принять. Потом ему рекомендован крепкий, восстанавливающий, животворящий сон. Что же до яиц, я слышал, что две принадлежащих кают-компании курицы провозгласили, что утром снесли яйца.
И они действительно увидели мыс Лиссабона незадолго до яркого сверкающего рассвета. Земля дохнула на них ароматным теплым ветерком. В это время они прошли мимо семидесятичетырехпушечного ЕВК «Бризей» — облако парусов мористее — очевидно идущего домой из Лиссабона и выжимающего все возможное из более сильного ветра вдали от берега. Джек приспустил марсели, как положено перед кораблем его величества. «Бризей» под командованием дружелюбного моряка по фамилии Лампсон ответил на салют и поднял сигнал, из которого разобрать удалось только слово «счастливый».
Но с приливом не повезло. Ароматный теплый ветерок дарил наслаждение для тех, кто соскучился по суше, но помешал «Сюрпризу» пройти песчаные наносы в устье Тежу. Пришлось ждать на якоре окончания стояния отлива вплоть до того, как лоцман согласился провести корабль в порт.
На воде, спокойной как озеро, Стэндиш, съев вечером предписанные два яйца и проведя ночь спокойно, сначала выхлебал три пинты растворимого супа, загущенного овсянкой, а потом уничтожил солидное количество ветчины. Его дух чудесным образом восстановился, и, оставаясь все еще слабым, он осилил подъем на марс, где Стивен и Мартин собирались разъяснить ему операцию по снятию с якоря.
Внизу, на квартердеке, лоцман закончил рассказ о том, как «Уэймут», полагаясь на собственное знание реки, разбился на мели. Прямо тут, три румба по правому крамболу, меньше чем в миле отсюда.
— А всё из-за нежелания платить лоцману.
— Очень плохо, согласен. — признался Джек. — Экипаж спасли?
— Немногих. — неохотно признал лоцман. — Но и те оказались жестоко искалеченными. Теперь же, сэр, как только вы прикажете, думаю, можем начинать.
— Всем к подъему якоря, — приказал Джек командным тоном, хотя каждый матрос и так последние минут десять уже ждал на своем посту, сердито желая лоцману отставить ворчание, сбавить тон, заткнуться. Боцман немедленно подал сигнал.
— Видите, — воскликнул Стивен, — плотник и его команда устанавливают вымбовки в якорный шпиль. Достают их, вставляют и закрепляют.
— Они прикрепляют к шпилю кабаляринг. Главный канонир связывает вместе его закругленные концы. Как они называются, Мэтьюрин?
— Ради всего святого, не будем столь педантичными. Смысл в том, что кабаляринг стал бесконечным: это змея, проглотившая свой хвост.
— Не вижу его, — признался Стэндиш, перегибаясь через поручни. — Где этот кабаляринг?
— Ну, — пояснил Мартин, — это веревка, которую надевают на валики прямо под нами в трюме, длинная петля, которая идет к двум другим вертикальным валикам сквозь клюзы и обратно.
— Не понимаю. Шпиль я вижу, но вокруг него нет никакой веревки.
— Вы видите верхнюю часть шпиля, — пояснил Стивен с некоторым самодовольством. — Кабаляринг дважды обернут вокруг нижней его части под квартердеком. Но и верхняя, и нижняя части оснащены вымбовками, обе вращаются — поднимаются, как мы говорим. Видите, они убирают палубные стопоры (некоторые суеверные наблюдатели называют их «собачьими»), ослабляют правобортный канат, тот, что по правой руке, накидывают петлю на якорные битенги! Какая сила и сноровка!
— Они тащат кабаляринг к канату, прикрепляют его сезнями.
— Где? Где? Не вижу!
— Конечно, не видите. Прямо впереди, перед клюзами, где тросы заходят на корабль. Под баком.
— А сейчас, — успокоил Стивен, — вы сможете наблюдать, как канат начнет ползти на корму, ведомый кабалярингом.
Джон Фоли, скрипач из Шелмерстона, вскочил на барабан шпиля. С первыми нотами матросы на вымбовках сделали первые шаги. После первых поворотов на шпиле появилось напряжение, и три баса и один чистый тенор запели:
Йо-хо-хо, шпиль идет кругом.
Давай-ка налегай,
Усерднее толкай,
Якорь поднимай,
Якорь поднимай.
Песню подхватил рев голосов:
Йо-хо-хо
Йо-хо-хо
повторенный пять раз, прежде чем троица вступила снова:
Йо-хо-хо, со дна поднимай.
Давай-ка налегай,
Усерднее толкай
Якорь из воды,
Якорь из воды.
— Вот ваш канат, — заметил Мартин после первых нескольких строк, гораздо громче прежнего.
— Действительно, — заметил Стэндиш. Посмотрев на то, как канат поднимается из воды, будто огромная мокрая змея, он продолжил: — Но он же не наматывается на шпиль.
— Конечно нет, — перекричал припев Стивен. — Он слишком толстый, чтобы его уложить вокруг шпиля. Более того, он весь в мерзком иле Тежу.
— Они отцепляют сезни и спускают канат сквозь главный люк в орлоп, где складывают его в бухты, — объяснил Мартин. — А потом спешат обратно с сезнями, чтобы снова прицепить канат к кабалярингу, пока он крутится.
— Какие они оживленные, — заметил Стивен. — Видите, как они усердно исполняют распоряжение капитана Пуллингса выбрать кабаляринг, то есть убрать слабину в той части, которая не тянет...
— А как они носятся с сезнями — Дэвис сбил с ног Плейса.
— Что эти люди делают с другим канатом? — поинтересовался Стэндиш.
— Вытравливают его, — быстро ответил Мартин.
— Надо понимать, что мы стоим на двух якорях, — продолжил Стивен. — Другими словами, нас держат два далеко отстоящих друг от друга якоря. Когда мы приближаемся к одному, натягивая его канат, второй нужно обязательно ослабить. Это делается вытравливанием. Но их работа почти закончена. Если не ошибаюсь, мы почти на панере. Говорю же, почти на панере.
Но прежде чем он смог убедить всех в правильности термина (все равно лучше любого, предложенного Мартином, и довольно точного), голос с бака доложил «якорь приподнялся», на что Джек со всей силы скомандовал: «Выбирай дружно». Вытравливавшие трос матросы помчались к вымбовкам, скрипач заиграл невероятно быстро, и с резким хриплым «йо-хо-хо» они оторвали якорь от грунта и подняли его к клюзам.
Последовавшие операции — крепление кат-талей к якорному рыму, подъем якоря к кат-балке, его закрепление, перенос кабаляринга на другой канат (что требовало, разумеется, вращения в другую сторону) и многое другое — оказались слишком быстрыми и, возможно, слишком непонятными, чтобы разъяснить до того, как Джек скомандовал «С якоря сниматься!» и музыка возобновилась. На этот раз они пели: