За пять лет в училище Курнопаю надоели практические занятия. Само словосочетание, не сходившее с доски расписаний, обрыдло, поэтому, едва датчанка вознамерилась воспользоваться саном сексжрицы для перехода к практическим занятиям, его стыдливое благодушие сменилось отвращением, но он решил не нарываться на принуждение (негритянки явно наготове) и, как ни морочило его прямолинейную натуру, слукавил. Из-за упрямства он прибегнул к язвительному лукавству.
— Ваша святость, — сказал он и, так как произнесенное вслух обращение понравилось ему, тщеславно повторил: — Ваша святость ведущая сексжрица, практические занятия, что вы под этим подразумеваете?
— Мой медоносный бог Кама, подразумевать ничего не надо.
— Почему?
— Ватсьяяна запечатлел в «Кама-Сутре» то, что требует наглядного показа. Сейчас я продемонстрирую раздел «Женских объятий». Их шесть: «Стыдливость», «Работа сверлом», «Волнующее», «Манящее», «Прыжок к счастью», «Сплетение лиан»… Шесть ступеней ласки ведут к блаженству. Поэт нежности подчеркнул в конце раздела, что женские объятья «Прыжок к счастью» и «Сплетение лиан» влекут мужчину к необузданной страсти, подавляющей стыд, лишают его рассудка. Итак, приступаю к наглядному показу. Мужчина из позволяющего себя ласкать превращается..
— Ваша святость, а где мужчина?
— Вы что же, не мужчина?
— Я — бог любви Кама.
— В фигуральном смысле. Но Кама при том, что он бог, он еще из мужчин мужчина.
— Согласен.
— Браво!
— И в том, и в другом качестве я не собираюсь быть манекеном.
— И превосходно! Манекены из папье-маше, вы — из мужского мяса, одухотворенного божественностью.
— Ваша святость, я — бог любви, а не постыдной похоти.
Захлопала весело ладошками вертикально, молитвенно прижатыми к груди, девчонистая женщина. В ее возможности выказалась неиспорченность. Обрадованный поддержкой после гневливого взгляда жрицы на девчонистую женщину, Курнопай стал говорить о том, что он ученный бог, и не кем-нибудь ученный, а всемогущим Шивой, и поделом ученный: искусился наглостью возбудить страсть бога Шивы и в наказание был испепелен дотла лучом его лобного глаза. Если бы не мольбы преданной жены, богини Рати, навсегда завершил бы он, Кама, свое существование. Шива научил его не навязывать страсть богам. Тем самым он внушил ему волю не подчиняться желаниям других, особенно желаниям темных, желаниям демонов.
— Нет соответствия действительному богу Каме. Он неукротим в искушении сексуальными страстями. Это главная функция Камы. Подобная функция и у его нимф, в индийской мифологии они — апсары. Апсары — искусительницы людей и желанные соблазнительницы богов. Апсары — постоянные наложницы Камы. От оргий, которые закатывает с ними, то по их желанию, то по своему, сотрясает космос.
— Ложь! — возмутился Курнопай и хотел разомкнуть ноги, все еще находившиеся в позе лотоса, но сплоховал: датчанка успела придавить их своим тяжелым бюстом, а державные леди прижулькнули к попугаю.
Все, что происходило потом с Курнопаем, сопровождалось тьмой. Перво-наперво ему надели наручники выше локтей, соединили их за спиной тесемками из нейлона (в училище на шнурах, чуть потоньше тесемок, тягачи буксировали танки). Курнопай ничего не видел, они напылили на вату лак для волос и втиснули ему в глазницы: воспользовались обрезанным чулком из эластика — натянули с затылка на переносицу.
Огорченный голос попросил Курнопая не вертеть башкой, но сознание вернулось к нему не столько потому, что вдруг возник мужской голос, сколько потому, что резало глаза, и он пытался отклонить лицо из-под пальцев, протиравших его ресницы спиртовой влагой. Открывши глаза, он невольно привскочил от пылающей боли в них и почувствовал, что руки с ногами ничем не спутаны.
— Терпи давай. Не ослепнешь — борный спирт развел.
Теперь он узнал голос Болт Бух Грея и сказал, что лак легко смывается теплой водой. Прежде чем принести воду, Болт Бух Грей посетовал, будто бы без медицинского разрешения (сейчас прибудет его личный врач) Курнопаю нельзя принимать душ. Болт Бух Грей принес спешно воду. Едва Курнопай промыл глаза, накинул на него махровую простыню и сам отер ему лицо. Минут через пять, поохав, он сокрушенно укорил Курнопая за то, что он опять заартачился, в то время как было необходимо с чувством ответственности подменить его, и все обошлось бы без самоуправства жрицы и прекрасной восьмерки державных леди. («И она тоже, девчонистая леди?..») На другую реакцию рассчитывать не приходилось: во-первых, он, глава сексцеркви и автократ Самии, повелел проявлять нетерпимость, вплоть до казни над причинными органами мужчины и женщины, ко всем, кто мешает новой религии, спасительной для страны САМОГО; во-вторых, своим сопротивлением Курнопай дал повод для развязывания зоологической стихийности, каковская выказывается и пострашней, ежели не забывать, что войны, ведущиеся издревле на земле, суть кровопролитные действия, в основном осуществляются скопом, то бишь коллективно. Именно здесь, в башне, его мозг окончательно оформил наблюдение как над индивидуумом, так и над массовыми структурами — группировкой, толпой, народом, человечеством. Отдельная особь, как правило, добропорядочна, разумна, щедра, не впадает в эйфорию злодейства, массовые же структуры непроизвольно заражаются стадной патетикой смут, жестокости, раздоров, по инерции скатываются к безрассудству, непримиримости, внутриплеменным убийственным потрясениям, континентальным и глобальным бойням. Два в эти дня у него страдания. Они неравнозначны, но взаимосвязаны, больше того — двуедины. Страдание о нем, Курнопае. Страдание из-за его сексрелигиозной и социально-общественной ретроградности. Обладать высочайшими духовно-физическими статями — и не желать заложить их в освежающий, укрепляющий, элитарный массив народов и национальностей Самии. Кем бы он был, не появись на телевидении бабушка Лемуриха с внуком? Они придали ему умственный толчок в сторону Гималаев величайшей деятельности во имя и для Самии, во имя и для планеты, во имя и для выхода в созвездие Ориона. Понятно, генетическая линия САМОГО рано ли, поздно взыграла бы в нем, но они с бабушкой придали его подкорковым устремлениям первую космическую скорость. Так он из фермерской среды, которая была и остается цветом народа, выскочил на воинскую орбиту, где без особых усилий обретаешь сторонников хунтизма. Фермерство, как таковое, чуждо стремлениям властвовать. Фермерство — труд. Хунтизм — способ захвата власти. Изредка у труда возникает потребность, диктуемая необходимостью, делегировать своего представителя на пик власти. Труд и САМ делегировали Болт Бух Грея на пик власти.