А не вот это вечное «пойди туда, остановись здесь, пятнадцать минут на отдых и дальше бегом».
И первым решением, которое самостоятельно принял Ник, было решение поспать.
Проснулся он утром следующего дня, сходил в душ, надел второй – и последний комплект – чистой одежды, вскипятил воду и заварил себе кофе из пакетика «три в одном». Кофе показался ему отвратительным, даже несмотря на привкус свободы.
Взяв кружку, Ник полуулегся на кровать и включил привинченный к стене телевизор. Пощелкал пультом, пытаясь найти новости среди передач для домохозяек.
Нашел.
Новости оказались исключительно внутренними, столичными.
На востоке города построили новый жилой комплекс, сейчас заканчивают строить инфраструктуру, и уже через полгода счастливые москвичи смогут переехать в новые квартиры. Благотворительный фонд, находящийся под патронажем императора, выделил денег на постройку трех больниц для малоимущих. На севере Подмосковья загорелся промышленный комплекс, пожар локализован, жертв нет, разрушения уточняются. В парках запустили программу по прокату спортивного инвентаря. Индекс пробок достигает пяти баллов, что для этого сезона является вполне нормальным показателем.
Обычная жизнь большого города, все спокойно, все хорошо.
После новостей началось какое‑то политическое ток‑шоу, в котором ведущий и гости студии рассказывали телезрителям, что Дальневосточная республика находится в сложной ситуации, экономика ее подорвана, государственной идеологии нет, в массах разброд и шатание, и если все будет так идти и дальше, то в скором времени эти территории будут поглощены Великим Китаем, что создаст непосредственную угрозу для границ империи, поэтому допустить такого исхода никак нельзя, и надо бы спасти населяющих эти земли русских людей от китайской угрозы и от них самих, но хватит ли на это воли у политического руководства страны…
Как может поглощать новые территории Китай Ник уже представлял, и теперь ему было бы интересно спросить деда, что он думает по поводу воли у нынешнего политического руководства страны, но звать его, даже если бы Ник знал, как это можно сделать, он не собирался.
Без Ломтева было проще.
Была иллюзия нормальности.
Допив кофе, Ник почувствовал, что голоден, а поскольку еды в номере не было, ее следовало раздобыть снаружи. Ник надел кроссовки, сунул в карман ключ, телефон и деньги, и отправился на поиски какого‑нибудь кафе.
Глава 21
В следующие три дня Ник вел праздную жизнь туриста, впервые оказавшегося в большом городе. Столице огромной империи.
Он погулял по историческому центру города. Впрочем, все здания, казавшиеся ему старинными, источающими флюиды истории, оказались тщательно подогнанным под те реалии новостроем, поскольку вокруг резиденций великих князей довольно часто велись боевые действия, в том числе и с применением Силы, и довольно значительная часть особняков была разрушена.
По крайней мере, так утверждали источники в сети, и Ник был склонен им поверить. Да и как не поверить, если часть домов до сих пор пребывала в руинах.
Наследие смутных времен, которые закончились не так давно. И начались благодаря его собственному предку.
Предок, кстати, никак не давал о себе знать. Не появлялся в виде фантома, не шептал призрачным голосом прямо в мозг, и, с одной стороны, это не могло Ника не радовать.
С другой стороны, это настораживало. Он не сомневался, что закуклившийся Ломтев никуда не делся из его головы и может выпрыгнуть из‑за воображаемого угла в самый неподходящий момент.
То есть, в любой.
Это было похоже на рак, показавший ремиссию, на злокачественную опухоль, затаившуюся внутри его головы и готовую выбросить метастазы в любой момент. И, может быть, было бы даже проще, если бы Ломтев существовал физически. Тогда его можно было бы найти и вырезать.
Но как вырезать чужое сознание из своего? Обычный хирург с такой задачей не справится.
А мистический хирург, на которого Ник возлагал определенные надежды, временно отсутствовал в городе.
Ник сходил в музей истории кланов, но его род оказался недостаточно древним, чтобы оставить в нем свой след. А может быть, о его существовании не принято было вспоминать, хотя прямого запрета Ник не обнаружил.
Но много ли экспонатов в принципе может остаться после колебателя тверди, который давит всех своих врагов, превращая их в кашу?
Ник сходил в политехнический музей, тут уже просто из интереса, и завис в нем на целый день.
Он вообще частенько задумывался о том, что могла бы сотворить человеческая мысль и каких высот она могла бы достичь, если бы ее не сковывали ограничения Силы.
И тех, кто этими силами владел.
Ведь, по сути, значительная часть изобретений была направлена на то, чтобы повторить достижения аристократов, лордов и мастеров, но без использования магии, которой те владели. Чтобы Сила была доступна любому человеку, чтобы грамотный оператор мог встать вровень если не с наследником, то хотя бы с рядовым клановым бойцом.
Поскольку сами кланы были в этом, мягко говоря, не заинтересованы, они тормозили прогресс, как могли. То же огнестрельное оружие изобретали несколько раз на протяжении почти двух веков, и только когда аристократы поняли, что этого джинна в бутылке не удержать, они первыми бросились переоснащать свои армии.
А если уйти от этой вечной борьбы кланов, которая к двадцать первому веку переросла в противостояние империй, и если бы направить всю эту энергию в мирное русло, человечество к этому времени наверняка победило бы и болезни, и голод, и, быть может, уже замахнулось бы на исследование космоса, наконец‑то выйдя за пределы орбиты…
Ник вспомнил один из разговоров с дедом, еще до того, как они оказались в России и встретили отца Ника.
– Говоря по правде, – сказал Ломтев. – Я не вижу хороших перспектив для вашего мира. Если брать в целом, то человечеству здесь придется очень хреново, и я не знаю, как эту ситуацию можно исправить в принципе.
– Почему? – спросил тогда Ник.
– История человечества – это история войн, – сказал Ломтев. – Считается, что по мере взросления цивилизации эта тенденция должна сойти на нет, но это брехня. С развитием цивилизации войны никуда не исчезают, напротив, они становятся более масштабными, жестокими и кровавыми. В моем мире в прошлом веке случилась война, которая унесла десятки миллионов жизней, и в той или иной степени затронула почти все континенты. И что ты думаешь, человечество сделало из этого какие‑то выводы, типа никогда больше?
– Не сделало?
– Ну, какие‑то сделало, – сказал Ломтев. – Само слово «война» на какое‑то время оказалось… не в тренде. Боевые действия стали называть по‑другому. Антитеррористическая операция, принуждение к миру, восстановление суверенитета… Миллионами больше не убивают, но вполне возможно, что это только вопрос времени. Средства для подобной войны в моем мире есть.
– А из‑за чего началась та большая война? – поинтересовался Ник.
– Причин, как обычно, набралось много, и одной из них была теория расового превосходства, – сказал Ломтев. – И заметь, что это случилось в моем мире, в мире, где нет аристократии в вашем понимании этого термина, и никто не владеет силами, и в принципе люди друг от друга отличаются не так уж сильно. В основном, цветом кожи и разрезом глаз.
– У нас, между прочим, такой войны не было, – сказал Ник.
– Если к числу погибших в вашей мировой войне добавить количество тех, кто пал в так называемых локальных конфликтах, то за двадцатый век примерно то на то и выйдет, – сказал Ломтев. – Но здесь, как по мне, ситуация хуже и будет ухудшаться и дальше.
– То есть позитивного сценария ты и вовсе не видишь?
– Нет, – сказал Ломтев. – Исключительно негативные, и то, что сейчас происходит в мире, и то, что происходило во времена моего первого… включения в повестку дня, не дает мне повода сомневаться в моем видении. Войны обычно происходят из‑за неравенства, экономического, политического, какого угодно. А люди в вашем мире слишком уж неравны. Огромный разрыв между аристократами и простолюдинами…