Ник прекратил ходить вдоль стены и присел на свободный стул.
– Смотреть мне в глаза не обязательно, – сказал Кислицкий и зажмурился.
– Прежде, чем вы что‑то сделаете, – торопливо сказал Лев. – Если вы каким‑то образом повредите этому человеку…
– То что? – спросил граф, открывая глаза. – Вы меня убьете прямо сейчас? Так я вам с самого начала это предлагал.
– Мы знаем, что у вас почти нет семьи, – сказал Лев. – А с теми, кто остался, вы не поддерживаете отношений. Но у вас есть лаборатория, труды всей вашей жизни, пациенты… если что‑то пойдет не так, то будьте уверены, от всего этого и пепла не останется.
– А вы думаете, мне не все равно? – спросил граф. – Вам нечем меня шантажировать, молодой человек. Но не волнуйтесь, я посмотрю на вашего пациента просто из научного любопытства. Если все так, как вы говорите, это может многое изменить в моей теории… Настоящий ученый не упустит шанс узнать что‑то новое даже перед лицом смерти…
Ник подумал, что Лев, вероятно, занимает в иерархии подпольщиков куда более высокое положение, нежели он пытался показать с самого начала, слишком уж уверенно он говорил об уничтожении всего, что может быть дорого Проводнику. Или он после увенчавшейся успехом операции так поднялся?
Проводник снова закрыл глаза. Ник сидел на стуле и ждал… неизвестно чего. Какого‑то ментального давления – если бы он еще знал, как оно должно выглядеть – вторжения чужого разума, появления очередных галлюцинаций или явления Ломтева, но минуты текли одна за другой, и ровным счетом ничего не происходило.
– Может быть, нам его палочкой потыкать? – предложил Ник. – Вдруг он просто заснул?
При звуках его голоса Лев дернулся, и, восприняв предложение слишком буквально, ткнул Кислотного тростью в колено. Тот дернулся еще сильнее, так, что чуть со стула не упал, и тут же открыл глаза.
– Это ничего‑ничего, – сказал он. – Как я и ожидал, чуда не произошло. В этом теле живет только одно сознание.
– Не увидели старого знакомого? – спросил Ник. Он был полон скептицизма, но все же в глубине души теплилась надежда, что, учинив месть и расплатившись со всеми долгами, Ломтев просто ушел.
Как‑то.
Сам.
Растворился в астрале.
– Я увидел достаточно, – сказал Кислицкий. – И не в моих силах вам помочь. Так что можете застрелить меня прямо сейчас.
– Как мы можем знать, что вы не лжете? – спросил Лев.
– А какой смысл мне лгать? – спросил граф. – Сейчас‑то? В моем‑то положении? Но помощь молодому человеку определенно нужна. Только не моя. К силе это вообще имеет довольно опосредованное отношение.
– О чем вы говорите? – спросил Ник.
– Скажите, вам знаком такой термин, как «диссоциативное расстройства идентичности»? – поинтересовался Кислицкий.
– Э… вы хотите сказать, что мне нужно в психиатру?
– Если вы хотите что‑то сделать с нынешним положением дел, то да, – сказал граф. – С другой стороны, вы можете принять его. И продолжать им наслаждаться.
– Не понимаю, – сказал Ник.
– Все вы понимаете, – сказал Кислицкий. – До недавнего времени они считалось относительно редким расстройством, диагностируемым лишь у трех процентов населения, и практически никогда – среди аристократии, но новые исследования показали, что такие случае нередки, а знатные семейства просто предпочитают не выносить сор из избы. Самая распространенная причина – тяжелая эмоциональная травма, полученная в детстве. Ничего не напоминает?
Ник промолчал.
Лев принялся дергать здоровой ногой и нервно постукивать тростью об пол. Ему явно не нравилось, в какую сторону направился этот разговор.
– Если говорить о людях одаренных, то такое обычно случается в момент получения силы, – продолжал граф. – В том случае, если одариваемый по каким‑то своим внутренним причинам не желает эту силу применять. Но дар ищет выход, и тогда появляется новая личность, которая эту силу применять может. Дальнейшее развитие событий вариативно, но мне было известно несколько случаев, когда человек примирялся с существованием у него одаренного альтер‑эго и при необходимости прибегал к его помощи. При возникновении смертельной опасности, например. Все еще ничего не напоминает? Разумеется, сейчас я описал самый распространенный механизм, в частных случаях, например, в вашем, он может отличаться.
Ник упер локти в колени, опустил голову на руки, ожесточенно потер лицо. Это что же получается, Ломтев – на самом деле галлюцинация? Голоса в голове? Убийца, который появляется, когда он нужен, а потом уходит в небытие? Убийца, которого он сам придумал, пытаясь защититься от реальности, оказавшейся для него слишком суровой?
– Это даже не шизофрения, это лечится, – сказал Кислицкий. – Антидепрессанты, сеансы когнитивной психотерапии. Полгода‑год, и больной станет полноценным членом общества
– Подождите, – сказал Ник. В его голове бушевал ураган эмоций. Неверие сменялось отчаянием, безысходность перетекала в ярость, но под всем этим таки пробивались ростки надежды. – Вы хотите сказать, что я его просто придумал?
– Кто‑то кого‑то придумал, это факт, – сказал граф. – Я описал самый простой вариант, но в случае с серийным убийцей императоров и его внуком все может быть чуточку сложнее.
– Но если лечение подействует, то он просто исчезнет? – спросил Ник.
– Не совсем так, – сказал граф. – Если лечение подействует, то исчезнете вы.
* * *
Ник моргнул.
Стула напротив него уже не было, там были только исковерканный комок плоти и лужа крови, отдельные ручейки стремились добраться до ног Льва, который, казалось, и не думал спасать свои туфли.
Он стал еще бледнее, хотя ранее это казалось невозможным, и стойки пота катились по серому лицу.
– Он лгал, – сказал Лев. – Он все это придумал, зная, что не выйдет отсюда живым.
– Возможно, – Ник стал со стула.
Паззл в его голове окончательно сложился. Граф не лгал, в этом не было никакого смысла. Несколько фактов, которые всегда были на поверхности, образовывали идеальную картинку, просто он отказывался ее видеть.
Возможно, это был просто механизм самозащиты.
Сознание ребенка не может выдержать вторжение чужого разума.
Ломтев слишком любил свою дочь.
Ник всю жизнь был скучным, послушным, лишенным амбиций, не питающим никакой склонности к авантюризму. Идеальный сын, о котором только можно мечтать.
Ломтев помнил все, что с ними происходило, а в памяти Ника присутствовали лакуны.
Собственно говоря, этого было достаточно, чтобы определить, кто тут настоящий, а кого придумали, чтобы не расстраивать единственного и любимого ребенка.
– Нужно все проверить, – сказал Лев. – Мы найдем другого специалиста…
Интересно, а Ломтев знал? Догадывался?
А отец?
И какое это теперь имеет значение? Они все сыграли в свою игру, и все выиграли, исключая только самого Ника.
Но его мнение ведь можно просто не учитывать.
Ведь его нет.
Ник подошел к двери.
– Я ухожу, – сказал он. – Не пытайтесь меня остановить. Не ходите за мной.
Они и не пытались.
Он беспрепятственно открыл дверь, вышел из подвального помещения, поднялся по лестнице, шагнул на улицу, прошел мимо ожидавшей их машины с курящим возле открытой дверцы водителем, и двинулся прочь.
Лев, торопливо поднявшийся вслед за ним, несмотря на боль в ноге, успел только кинуть последний взгляд в его спину, а потом фигуру молодого человека поглотила темнота.
Ни СИБ, ни высшая аристократия, ни сам император не смогли сбить его с пути, так что Лев и его солдаты не стали бы и пробовать, даже если бы им приказали.
Остановить его мог только один человек.
Но Ломтев не стал.