– Это решение далось им нелегко, – сказал Ломтев. – И они руководствовались исключительно твоей безопасностью. Для этого и было выбрано самое далекое место, где Служба Имперской Безопасности не смогла бы тебя найти.
– Зачем бы им вообще меня искать?
– В основном, из‑за меня, – признался Ломтев. – Из‑за того, что я сделал.
– А зачем вы это сделали?
– Чтобы спасти мою дочь.
– От императора?
– От всего, – сказал Ломтев. – От него, от высшей аристократии… от меня.
– А что насчет моего отца? – спросил Ник. – Кто он такой?
– Во времена, когда мы с ним познакомились, он был весьма отчаянным молодым человеком, – сказал Ломтев.
– Так он тоже террорист?
– Был когда‑то, – подтвердил Ломтев.
– А сейчас?
– Думаю, нет. Впрочем, мне мало что известно о том, чем он занимался последние двадцать лет.
– Откуда вам вообще что‑то известно? – спросил Ник. – Ведь, как я понимаю, все это время вас тут не было.
– Сегодня ночью мне удалось подсмотреть кое‑что из твоих воспоминаний, – сказал Ломтев. – Но в том, что тут происходит, ты информирован лучше меня. Мне известно лишь о том, что к этому привело.
– Насколько я понимаю, в основном к этому привели ваши действия, – сказал Ник.
– Справедливо, – согласился Ломтев. – Но тогда у меня было не слишком большое поле для принятия других решений…
– Хватит, – сказал Ник. – Вы можете просто помолчать, а?
– Да, конечно, – сказал Ломтев. – Но прежде чем я замолчу, я должен сказать тебе еще кое‑что. То положение, в котором ты сейчас очутился, это страшно, горько, несправедливо, и ты этого, вне всякого сомнения, не заслужил. Но все уже случилось, и нет смысла сожалеть о том, что могло бы быть, если бы не. Сейчас ты должен что‑то предпринять, чтобы последствия не стали для тебя совсем уж катастрофическими.
– Хорошо, – сказал Ник. – А теперь заткнитесь.
Ломтев пожал плечами и отвернулся.
Его фигура начала выцветать, теряя краски и обретая прозрачность. Не прошло и тридцати секунд, как призрак окончательно растворился, и ник остался один.
Но он знал, что это такая же ложь, как и все остальное. Ломтев никуда не делся из его головы, он все еще здесь, все еще наблюдает, просто делает это, не мозоля глаза.
Итак, подумал Ник, что мы имеем? Мои мама и папа – на самом деле не мои мама и папа, а какие‑то случайным образом выбранные люди, которым еще и заплатили за мое усыновление.
Конечно, в его отношении к ним это ничего не меняло, да и не должно было поменять, они остались такими же его родителями, как и раньше, ведь последние двадцать лет жизни ничем не перечеркнёшь, и больше всего Нику сейчас хотелось вернуться на родную ферму, обнять их, а потом пойти помогать отцу со стрижкой овец, вернувшись домой лишь на закате, а дома его будет ждать горячий ужин и свежеиспеченный хлеб… Но Ник понимал, что делать этого не стоит.
Ведь так он лишь подвергнет своих родителей большой опасности. Китайцы, вне всякого сомнения, не оставит его в покое. Рано или поздно он разберутся с тем, что случилось на той военной базе, и начнут его искать.
И СИБ, вероятно, тоже будет его искать, если уже не ищет. Ведь если новоявленный дед говорит правду… А он, скорее всего, говорит правду, ведь если бы он врал, то мог бы придумать историю поубедительнее.
Князь Ломтев, заговор, попытка убить императора в далекой России… Успешная, надо заметить, попытка. Еще вчера все это было так далеко от Австралии с ее собственными проблемами, что если бы Нику рассказали эту историю, он поднял бы рассказчика на смех.
А сегодня все оказалось рядом. Слишком близко, слишком реально.
Дед, значит. Может быть, и правда, дед. Может быть, он на самом деле бережет Ника, раз уж мог захватить полный контроль над его телом, но не сделал этого.
Или не мог? Может быть, он лжет, и все, что он рассказал Нику, на самом деле не соответствует действительности. Ведь Ник понятия не имел, что произошло на военной базе и действительно ли все эти люди мертвы. А сети нет, и телефона нет, и нет никакой возможности выяснить правду хотя бы о событиях сегодняшней ночи.
Значит, надо ему подыграть. Нужно сначала выбраться отсюда, добраться до какого‑нибудь безопасного места, если таковые еще существуют в Австралии и мире, и там уже выяснять истинные мотивы и принимать решения.
– Вы еще здесь? – позвал Ник.
Ответа не было.
– Я знаю, что вы здесь, – сказал Ник. – И когда я не могу вас видеть это раздражает.
– Хорошо, – сказал Ломтев.
Хотя он уходил, как Чеширский кот, медленно и постепенно, разве что без улыбки, появился он резко. Вот никого не было, а вот он снова сидит на камне. Ник даже моргнуть, наверное, не успел.
– Я знаю, что ты сомневаешься, – сказал Ломтев. – Это нормально.
– Вы можете читать мои мысли?
– Нет, – сказал Ломтев. – Только какие‑то отблески, сильные эмоции, общие ощущения.
– А сказали бы, если бы могли?
– Сказал бы.
– Допустим, я вам верю и вы правы, – сказал Ник. – И я согласен, что мне нужно найти моих нас… биологических родителей. Как это сделать?
– Понятия не имею, – сказал Ломтев.
– Я думал, у вас есть план.
– Меня не было здесь два десятка лет, – напомнил Ломтев. – Ты помнишь свой переезд в Австралию?
– Нет.
– И я не помню.
Ник сунул руку в карман и сжал артефакт.
– Когда в меня засунули эту штуку?
– В пять лет.
Это многое объясняло, подумал Ник. Он не помнил, что было с ним примерно… до пяти лет, хотя другие люди утверждали, что имеют гораздо более ранние воспоминания. Кто‑то помнил себя года в три, кто‑то и того раньше, но для Ника это время всегда было белым пятном. Правда, раньше он не придавал этому факту большого значения. Потому что все же индивидуально, не так ли? К тому же, что трехлетний может толком помнить о своем детстве? И, быть может, это у них и вовсе даже не настоящие воспоминания, а придуманные, в более позднем возрасте…
– А сколько мне было лет, когда вы… возродились?
– Около четырёх, – сказал Ломтев.
– Почему не сразу?
– Я не знаю, как это работает, – сказал Ломтев. – Возможно, до этого момента твой мозг сформировался недостаточно, чтобы принять мое сознание.
– Оперативной памяти не хватало?
– Я не знаю, как это работает, – повторил Ломтев.
– А почему другие лорды не возрождаются, как вы? – поинтересовался Ник. – Ведь если бы кто‑то из них смог продолжить жизнь в теле собственного сына или внука, об этом наверняка было бы известно. Это была бы сенсация.
– Может быть, они просто хорошо маскируются, чтобы не порождать таких вот нездоровых сенсаций, – сказал Ломтев. – Но скорее всего, дело не в этом, а в уникальных обстоятельствах моей смерти.
– И что же там было такого уникального?
– А что тебе известно?
– Полагаю, что очень мало, – сказал Ник. – Вы убили императора, после чего были застрелены его гвардейцами при попытке сбежать с поля боя.
Ломтев покачал головой.
– Император был сыном Танатоса, земным воплощением самой смерти, – сказал он. – И меня не застрелили его гвардейцы, и уж тем более я не собирался никуда бежать. Но я понимаю, почему они так рассказывают.
– Так что же там было на самом деле?
– Меня убил сам император, – сказал Ломтев. – Ровно в тот же момент, как я убил его. И я полагаю, что при других раскладах на этом все бы для нас обоих закончилось, но проблема в том, что я убил его при помощи могущественного артефакта, который одолжил у твоего отца. Разумеется, в тот момент мы оба не подозревали о том, что это был за артефакт. Он считал, что это просто усиленное оружие, которым можно убить кого угодно, и никакими побочными свойствами этот кинжал не обладает.
– Но он, видимо, обладал.
– Да, – сказал Ломтев. – Это был ритуальный кинжал ацтеков, вывезенный из Америки во времена первых столкновений колонизаторов с аборигенами. Вывезли его, как обычную безделушку, и долгое время перепродавали, как обычную безделушку, пусть и довольно опасную, но что в наше время ты сможешь сделать с одним только кинжалом? В итоге по какой‑то случайности ее купил твой отец. А я, собираясь на свой последний бой, попросил его у твоего отца, потому что полагал, что ножей много не бывает.