И сразу пожалел о своей прямолинейности и тупости. Разве можно такое спрашивать?
Но Марко совсем не рассердился. Он заулыбался ещё шире.
– Кто это тебе сказал?
У меня ума хватило не выдать отца. А соврать язык не повернулся, и я стоял, растерянно моргая.
Он наклонился ко мне и прошептал:
– Ты же никому не скажешь?
Я отрицательно замотал головой.
– Обещаешь?
– Да, сэр.
Он выдержал паузу и сказал:
– Нет, конечно. Никакой я не бандит.
Но сказал он это так, что сразу стало понятно, что он самый что ни на есть бандит, но это большой секрет и знаем его только мы вдвоём. И никому-никому об этом рассказывать нельзя. Марко ещё и подмигнул мне, мол, только тебе доверился.
– Я когда выросту, тоже хочу стать… таким, как вы.
– Не нужно, просто будь собой. Ну, ладно, боец, до встречи.
И протянул руку для рукопожатия.
Думаю, если бы мы встретились второй раз не через неделю, а через месяц или через год, он бы и не вспомнил меня, не то, что имя.
Марко появлялся в нашем районе не часто, но регулярно. И каждый раз, завидев меня, уделял мне пару минут. Что мне больше всего нравилось, что он разговаривал со мной, как со взрослым, а не сюсюкался. Не называл малышом, не трепал кудри, не угощал леденцами и всегда по-взрослому жал руку. Мне никто из взрослых руку не подавал. Я впредь не задавал глупых вопросов, но ощущение, что знаю его секрет, не проходило, и когда, прощаясь, он подмигивал, понимал, что он мне полностью доверяет. Иногда он был с тремя-четырьмя крепкими парнями, такими же уверенными и важными. Однажды даже представил меня, и они хлопали меня по плечу и одобрительно кивали головами.
Я тогда понятия не имел, чем занимался Марко. Думал, что вся его работа заключалась в том, чтобы разъезжать по городу на машине, сидеть в ресторанах и знакомиться с девушками. По такому парню девчонки должны сохнуть и бросаться ему под ноги штабелями. С женщиной я видел его всего раз. Она была очень красивая и даже помахала мне из машины, ослепительно улыбнувшись. Патрицию я в счёт не беру. Это совсем другая история.
– Антонио, говорят, ты общаешься с Ди Чента, – однажды спросил за ужином отец.
– Это он со мной общается.
– Что ему нужно?
– Ничего, он просто расспрашивает, как дела.
– Что ему до твоих дел?
– Не знаю, па.
– Он очень нехороший человек.
Я промолчал. Что я мог ответить?
Отец тоже не стал продолжать эту тему. Он был мудрым человеком, и понимал, что не в моих силах прекратить это общение.
Однажды в окно я увидел, как отец разговаривает с Марко. На миг я испугался, что Ди Чента сейчас выхватит пистолет и застрелит папу. Но ничего такого не случилось. Они просто поговорили, в конце пожали друг другу руки и разошлись. С тех пор отец больше не поднимал этот вопрос. Не думаю, что он боялся Марко, скорее всего, понял, что мне ничего не грозит.
В памяти со временем стёрлось большинство воспоминаний о Марко. Даже не стёрлись, а слились в одно, настолько однообразны были наши беседы. Но несколько моментов отпечатались навсегда.
Одно из них – появление легендарной шляпы.
Я от неё глаз оторвать не мог.
– Нравится? – спросил Марко, заметив мой интерес.
– Ещё бы!
– Мне тоже. Неделю назад привезли из Европы.
– Очень красивая.
– Таких здесь нет. И не будет. А ну, давай померяем!
Он надел шляпу на меня. Она оказалась велика и съехала на глаза. Я потрогал поля, тёплый гладкий бархат фетра, а ещё она пахла табаком и одеколоном. Когда я вырасту, решил я, у меня тоже будет такая, а может, и лучше. И захотелось уже прямо сейчас стать взрослым, а не ждать долгие годы, пока голова не вырастет до таких размеров, чтобы федора сидела как влитая, а не как ведро на швабре. Потом Марко не расставался с этой шляпой. «Пока я в ней, мне ничего не грозит», – говорил он и, кажется, сам в это верил.
Как-то ко мне прибежал мой приятель Сэмми, и рассказал, что полчаса назад видел, как фараоны арестовали Марко, вытащили прямо из парикмахерской на Шестой авеню. Закрутили руки ему и его приятелям, курившим у входа, погрузили в машины и увезли. У меня всё оборвалось внутри. Первое, что пришло в голову, что не помогла шляпа. Мы побежали на Шестую, но там уже всё было как всегда – народ шёл по своим делам, сигналили автомобили, и небо было по-прежнему синим.
Сэмми всё прыгал возле парикмахерской, показывая, где стояли машины, где были друзья Марко и как копы закручивали руки арестованным.
Я жутко расстроился, возненавидел фараонов и фантазировал, как ворвусь с пистолетом в зал суда и освобожу Марко, невинно арестованного.
Но то ли шляпа помогла, то ли что ещё, но через неделю Марко снова вышел из своего бордового «Дюзерберга», закурил сигару и зашёл в бар. Меня он не заметил, и я не пытался специально попасться на глаза, как делал частенько. Мне хватило того, что он снова на свободе и у него всё в порядке.
Однажды мама послала меня в лавку за зеленью и овощами. Не успел я оглядеться, как в двери появился Марко со своими приятелями. Но почему-то он не обрадовался мне, как обычно. Прошёл мимо, даже не взглянув на меня, и стал у прилавка, ожидая, когда я скуплюсь. Хозяин лавки, Соломон, толстый еврей с шикарной кудрявой шевелюрой, побледнел и занервничал. Я заметил, как руки у него дрожали, когда он складывал в пакет мои покупки. Как только я вышел на улицу, на двери появилась вывеска «закрыто». А когда я спустя несколько дней пошёл за овощами, вместо Соломона за прилавком хозяйничала его жена. Она вполголоса разговаривала с покупательницей, и я краем уха услышал, что Соломон в больнице, что полиция никак не обуздает этих итальяшек, что заниматься коммерцией стало невыгодно.
Конечно, я всё понял, но авторитет Марко для меня был выше проблем евреев-торгашей.
Что ещё я помню о Ди Чента?
Когда мне было четырнадцать, отец уехал на заработки. За полгода от него пришло всего пять писем и немного денег. Мама подрабатывала, перешивая и ремонтируя чужую одежду. Я тоже подрабатывал по мелочам, но денег не хватало. И я решил поговорить в Марко.
– Работа? Есть ли у меня работа?
– Хоть что-то. Любая.
– Антонио, ты знаешь, чем я занимаюсь?
Тогда я уже всё знал о Марко.
Знал всю его биографию. Он был родом из нашего квартала. Его отец погиб. Свалился со строительных лесов с высоты пятнадцати ярдов. Мать умерла от тифа, когда ему было тринадцать. Его забрала тетя, сестра отца, у которой своих детей было шестеро. И потому основная часть воспитания пришлась на улицу. Когда ему было шестнадцать, он со своей шайкой был уже грозой района. Грабежи, разбой, воровство. Но такие вещи не могут продолжаться долго. Тебя либо прирежут в драке, либо засадят за решётку надолго, если не навсегда. А то и поджарят на электрическом стуле.
Ситуацию спасла Восемнадцатая поправка к Конституции, запрещающая производство и реализацию спиртных напитков. Это ещё можно было запретить, но как запретить потребление? А народ требовал огненной воды. И Марко, так же как и тысячи бутлегеров, утолял жажду страждущих. Привозил из Канады, открыл несколько точек по производству самогона. Сбывал не в Чикаго, где из-за близости границы, спиртного было уже больше, чем до сухого закона. Перегонял грузовики с напитками вглубь страны, где их ждали благодарные потребители с пачками банкнот в руках.
Потом, естественно, ему пришлось влиться в мафиозный клан, и это не особо сказалось на доходах, зато предоставило новые возможности, новых клиентов и поддержку. Поговаривают, что Марко убил семерых, а кое-кто приводит еще более зловещие цифры.
Так что, я знал, чем занимается Марко Ди Чента, и это меня не пугало. Когда я смотрел на его шляпу, мне было на всё наплевать. Я хотел такую же.
Я никогда ничего не просил у него. Даже в мыслях не было. Даже когда в доме не было ни цента и из еды лишь пустая похлёбка. Мне казалось, что если я что-то попрошу, то вся магия нашей дружбы рассыплется в прах.