Еще бы Ромка стал возражать!
Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
в которой Слава доискивается истины
Андрей Константинович очень удивился, когда его сын вдруг заинтересовался урожайностью ржи.
— В прошлом году мы получили по совхозу двадцать один центнер с гектара, — сказал он. — В позапрошлом — поменьше…
— Двадцать один центнер — это сколько самов? — спросил Слава.
— Чего-чего? — еще больше удивился отец.
— Ну, так раньше говорили: урожай сам-семьсот, сам-шестьсот…
— Ах, вон что! — засмеялся отец. — Говорить-то говорили, но только не сам-семьсот и не сам-шестьсот. Таких урожаев никогда не бывало и быть не могло. Ты что-то путаешь.
— А сколько могло быть?
— Считай: если в прошлом году у нас было по двадцати одному центнеру с гектара, а семян на гектар идет три центнера…
— Сам-семь? — поразился Слава. — Так мало?
— Для наших мест — вполне приличный урожай, — сказал отец. — Хотя, конечно, это не предел.
— А Ромка говорит… Говорит, что новый их управляющий хочет посеять этой весной богатырскую рожь… Хочет получить сам-семьсот! А я ему: ерунда, говорю, на постном масле!
Андрей Константинович прихмурил брови:
— Новое дело… Управляющий? Еще и рожь собирается весной посеять? Пустой номер это — рожь отродясь под зиму сеяли. Потому и называется — озимая.
— Ну, Ромка так говорит, — замялся Слава. — Может, придумал.
Отец хмыкнул и, ничего не сказав, стал звонить по телефону.
— Евгений Николаич, — позвал он в трубку. — Что за рожь собирается сеять Прометеев? Какой-то, говорят, необыкновенный сверхурожайный сорт. Не слыхал?.. Не должны?.. Я тоже так думаю, что не должны. Но ты завтра ведь все равно поедешь в Клюквину — на всякий случай поинтересуйся…
— Фантазер ваш Прометеев, — сказала мама, когда отец повесил трубку. — Обещал завалить нас, животноводов, кормами.
— Еще какой фантазер, — согласился отец. — И надо ж было случиться, чтоб именно ко мне его нелегкая принесла! — немного помолчав, переспросил у Славы: — В журнале, говоришь, напечатано про такие урожаи?
— Так это Ромка, — пожал плечами Слава.
— Сам-семьсот!.. — хохотнул отец. — Это какими ж комбайнами такую прорву зерна убирать?
— Было бы что убирать, — шутливо заметила мама.
— А сыпать куда? — продолжал тем же тоном отец. — Ведь у нас складов не хватит.
— Было бы что сыпать! — сказала мама.
— Нет, ты только вникни: сам-семьсот! — закашлялся от смеха отец. — Да такого… кх… кх… просто… кх… кх… не может быть!.. Это как если бы мышь выросла со слона!.. кх… кх… кх!..
Глава ДВАДЦАТАЯ
в которой никто никому ничего не может доказать
Через день Ромка рассказал Славе, как они с Борисом Васильичем выбирали поле под рожь, как встретили главного агронома и как Евгений Николаевич, узнав, что задумал Борис Васильич, ужасно рассердился и запретил ему своевольничать.
— На этом поле, говорит, запланировано посеять один ячмень, — возмущался Ромка поступком главного агронома. — Борис Васильич ему: ячмень, говорит, и так будет посеян, только вместе с рожью. И рожь, говорит, нисколько не помешает, потому что за лето она высоко не поднимется. Она ведь только на другой год, после зимовки, начинает расти в высоту, а до этого только кустится. Зато она сорнякам никакого ходу не даст. Где рожь растет, там ведь сорняков не бывает. Знаешь, как ее называют? Санитаром полей! Борис Васильич для богатырской ржи специально подобрал самое сорное поле, чтобы заодно и очистить его. А Евгений Николаич говорит: как запланировано, так и надо сеять…
— Твой Борис Васильич все выдумал, — перебил Слава Ромку, — Таких урожаев, сам-семьсот, даже и быть не может! Это все равно, как если бы мышь выросла с корову!
— А вот и может быть! — непоколебимо стоял на своем Ромка.
— Почему же никто сейчас таких урожаев не получает?
— А потому, что секрет был потерян! — ответил Ромка.
— Ну так вот! Если вы со своим Борисом Васильичем секрета не знаете, то ничего путного у вас и не вырастет!
— Кое-что знаем, не беспокойся! — сказал Ромка. — Например, сеять богатырскую рожь надо с весны, а не осенью. И вместе с ячменем или пшеницей. Это самое главное. Ну, может, еще какой-нибудь маленький секретик осталось найти…
— Ладно, ищите, — разрешил Слава. — Когда вырастет твоя богатырская рожь — скажешь. Так и быть, погляжу.
Глава ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
в которой клюквинцы делают как лучше
Весна в прошлом году немножко припозднилась. Зато потом надолго установилась теплая погода. Земля скоро оттаяла, прогрелась, и к посевной совхоз приступил точно в тот день, как было запланировано. Пятого мая.
К вечеру на голубой мачте возле совхозной конторы затрепетал на ветру новенький красный флаг, поднятый в честь Мишкиного отца, Василия Семеновича Белова, который посеял больше всех. С тех пор каждый вечер в совхозе подсчитывали, кто сколько гектаров засеял, и фамилию передовика писали мелом на красной доске, прибитой к мачте.
А на черной доске, установленной по другую сторону конторского крыльца, тоже каждый вечер писали мелом: