Этот ход событий обретал смысл совершенно особый в глазах англичан. У них ведь это уже было на сто лет раньше, в эпоху их собственной революции, в XVII веке. И тогда опять-таки, словно вопреки велениям революционного времени, вспыхнул интерес к старине, к уходящему и к уничтожаемому... В огне английской революции, развернувшейся в 1640-1660 годах, скорее всего сгорели шекспировские рукописи: были сожжены театры, в том числе "Глобус", реквизитом которого эти рукописи являлись, и вскоре, как бы в порядке реванша, собиратели старины отправились на поиски документальных сведений или хотя бы преданий о Шекспире.
Собирателям старины, антикварам, Вальтер Скотт посвятил роман, так и названный - "Антикварий". В романе представлены все оттенки коллекционерства: это и собирательство (например, старинных монет и медалей), имеющее характер безобидной, но и бессодержательной мании, это и желание сохранить такие сокровища и тайны прошлого, которые служат ключом к современности.
Вальтер Скотт любил этот роман больше всех своих произведений. Он и сам с детства мечтал стать антикваром. Собирательская страсть была ему ведома во всех вариантах. Поэтому в персонажах "Антиквария" находят черты автобиографические. Причем, как считается, наибольшим сходством с автором обладает именно тот персонаж, который охотится за монетами и медалями в силу безотчетной страсти. Если в лице этого персонажа, старика Олдбака, Вальтер Скотт в самом деле нарисовал себя, изобразив коллекционерство как некое помешательство, то это соответствует разве что некоторым из его увлечений. Конечно, и коллекция оружия, которую он составлял, и его основной, до конца не удавшийся антикварно-реставрационный замысел - строительство собственного замка - все это своего рода затеи, представлявшие интерес лишь постольку, поскольку им отдал дань сам Вальтер Скотт. Другое дело - его же работа антиквара, собирателя старинных книг, рукописей, памятников народного творчества. Но в человеческой натуре нелегко отделить одно от другого, причуду от серьезного намерения, в натуре содержательного человека и причуда может послужить стимулом к созидательной деятельности. Если Вальтеру Скотту непременно хотелось иметь у себя в кабинете кинжал из России (ему прислал его Денис Давыдов), то сам по себе кинжал нужен был, что называется, для полноты коллекции и не имел большой исторической ценности, однако в занятиях Вальтера Скотта наполеоновскими войнами этот символический дар мог сыграть роль существенной детали.
Прошлое, далекое и относительно недавнее, Вальтер Скотт понимая и воспроизводил как некое целое, как мир особый, не только далеко отстоящий от современности, но и коренным образом отличающийся от нее. До тех пор придерживались главным образом иного взгляда на прошлое. Начиная с наиболее отдаленной из эпох, с античности, в прошлом видели пример и даже образец, вполне применимый к современности. В каждую очередную эпоху возникали свои неоклассические течения - подражания классике. Людям новых времен хотелось походить на римских патрициев или же на средневековых рыцарей. Им даже казалось, что они могут вести себя совсем как герои древности. А почему бы и нет? Разве не едина природа человеческая?
Вальтер Скотт показал иллюзорность, ошибочность подобных представлений и намерений. Безусловно, соглашаясь с тем, что люди есть люди, он все же подчеркивал, что живут они в разных условиях и потому живут по-разному. Сосредоточив свое внимание на этом, он, можно сказать, переформулировал основной вопрос, занимавший его современников, воспроизводя в своих романах различные эпохи, он отвечал не на вопрос, лучше или хуже жили прежде, а - как жили... И его основной ответ сводился к тому, что жили не лучше и не хуже, но - иначе. Поэтому, согласно Вальтеру Скотту, прошлое не может служить Примером, оно может служить уроком. Нельзя вернуться к прошлому, к тому, как жили хотя бы "шестьдесят лет назад" (подзаголовок первого вальтерскоттовского романа), зато можно понять, как тогда жили, и на основе скрупулезного сравнения с современностью разобраться, как же живут теперь.
В самом деле все, от бытовых деталей до крупнейших событий, Вальтер Скотт, будто антиквар-старьевщик, вовлекал в свое повествование, все использовал, стремясь воссоздать весь обиход прежней жизни. Понятно, и полнота, и достоверность воспроизведения прошлого могли быть у "шотландского барда" весьма относительными, в свою очередь, просто ошибочными. Но Вальтер Скотт в отличие от своих предшественников, включая самого Шекспира, старался не делать ошибок. Если у Шекспира довольно часто встречаются так называемые анахронизмы, смещение времен, в результате чего приметы современности относятся к прошлому и, например, князья и графы вдруг фигурируют в античном обществе, то для Вальтера Скотта подобные ошибки были уже немыслимы. Он не только избегал подобных ошибок, он все делал ради того, чтобы читателей избавить от превратных представлений о том, что и когда было. Его задача заключалась в том, чтобы показать, когда те же графы были, а когда их и не было, какой была вообще совершенно другая, непохожая на нынешнюю жизнь.
"Запечатлеть исчезающие нравы нашей родины" - так сформулировал Вальтер Скотт свою задачу в заключительной главе своего первого романа "Уэверлн, или Шестьдесят лет назад". Ради чего? Разумеется, не ради любви к старине самой по себе, хотя и без такой любви нельзя было взяться за подобное повествовательное предприятие. И все же главное заключалось именно в различиях - в особенностях другого времени.
Упор на отличия, убежденность в невозвратности былого, даже относительно недавнего, имели у Вальтера Скотта продуманную политическую подоплеку. Во времена колебаний от революции к реставрации он являлся сторонником компромисса и как бы убеждал своих читателей не впадать в крайности ни прогрессизма, ни консерватизма. Прошлого, каково бы оно ни было, какой бы притягательностью ни обладало, все равно не вернешь, но в то же время не худо и получше присмотреться и понять, каково же оно было...