Есть, однако, в нашей безобразной жизни небольшие отдушины. Это то дело, которые мы любим и отдаём ему всего себя без остатка, да и всю свою жизнь туда же. Живя этим делом, мы забываем обо всём на свете. Мне до лампочки было враньё на политзанятиях, когда я приходил в армейский клуб на репетицию. Конечно, кто-то сейчас скажет про меня: «Да ладно, сачок несчастный. Ты убегал в клуб, чтоб не нести, как все службу». Доля правды в этом есть, но только маленькая доля, и вы сейчас поймёте почему.
Однажды Слуцкий принёс на отрывке простой бумаги (заметьте, не нотной, а простой) какую-то песню и принялся с нами разучивать её. Концерт завтра в Доме Офицеров, не в нашей части среди своих друзей и знакомых, а на другой сцене и для другой солидной публики. Управление КГБ СССР проводило всесоюзное совещание чекистов. Оно не афишировалось по понятным причинам. Но мы знали и готовились к концерту. Слуцкий дал мне куплеты этой песни, и я должен завтра её спеть. У меня была отличная память, но в такой ситуации, когда нужно «по заказу» …иная тематика… я просто выбивался из колеи. Ладно, в сторону все эмоции! Идёт концерт, я начинаю петь. Первый куплет, второй, третий. Всё хорошо. В последнем куплете мне память вышибает последнюю строчку. Нужно время, чтобы вспомнить её. Как сейчас, помню пою: «И, если я по дому загрущу, под снегом я фиалку отыщу…» И здесь провал. Слуцкий дирижировал ансамблем, стоял в пол-оборота ко мне. В этот момент он закрыл глаза, но движение рук не остановил. Я стал нести чушь, состоящую из нескольких слов, типа: «И завтра спутник в небо запущу!» И тут просветление в памяти, и Слуцкий открыл глаза, показывает мне на свой рот, мол, пой за мной, и мы вместе с ним закончили: «И вспомню о Москве!». Лажа была настолько незаметной, что не повлияла на овации зала. Песенка эта была только у режиссёра фильма. Завтра она шагнёт с экранов на радио и телевидение. Станет хитом на долгие, долгие голы. А мы её спели сегодня. Сколько радости для творческого человека! Ради таких мгновений проходит наша жизнь.
И снова я возвращаюсь к мысли, что не мы выбираем пути наши. Как-то на репетиции мы разговорились с гитаристом Володей Кудрявым. При нашей части была средняя школа для солдат, желающих получить среднее образование. Володя посещал девятый класс. Узнав, что у меня только семь классов образования, он предложил мне ходить с ним на занятия, естественно, записавшись у директора школы.
–Будешь сидеть со мной, – хлопнул меня по плечу Кудрявый, – я один за партой.
–Как же можно после семи сразу в девятый? – вырвалось у меня.
–Но ты же закончил два курса музыкального училища, – возразил мне приятель. Мы, студенты музучилища, действительно изучали предметы общего образования, но поверхностно, с пятого на десятое. Вот это своё сомнение явыложил Кудрявому. А у него присказка такая была: «Три к носу, – всё пройдёт». С этими словами он и поволок меня на новое поприще, которое мне в дальнейшем так пригодилось, хотя тогда я и не думал, не гадал, что так в прок всё это получится. Вот и подумаешь теперь: сами ли мы творцы своей жизни.
Когда Музы говорят, пушки молчат.
То, что мы творцы своего настроения, это точно на все сто процентов. Хотелось бы начать говорить об этом, предварительно, заглянув в «прекрасное далёко», в не возвратную молодость. Я так любил петь, и у меня это неплохо получалось. Пел глубокой ночью, когда всё вокруг стихало, молкло. Я уходил далеко в поле. Ясная луна заливала серебром окрестные долины, и голос мой, не ведая преград, плыл над степью и где-то у горизонта нежно замирал. Начинал свой концерт всегда с одной и той же песни. Она была как бы камертоном для моего настроения. К сожалению, и тогда, и теперь я не знаю авторов этой песни. Откуда она в меня вселилась, понятия не имею. Ни по радио, ни на телеэкране ни тогда, ни теперь я её не слышу. Порою мне кажется, что я её сам сочинил, но это не так, нет не так. Вот её слова. Сожалею, что слышал их не все, а может запамятовал. Всего два куплета.
Помню вместе с тобой мы, бывало,
Уходили в зелёную рожь.
Наша песня подолгу звучала,