— А дедушка что-нибудь рассказывал о ней?
— Нет, ничего. Я, конечно, маленькая спрашивала, задавала вопросы. Где моя мама, кто мой папа, почему они не приезжают? Но потом перестала, дед очень расстраивался и почему-то, как выпьет, называл ее гулящей, но потом говорил, что очень виноват перед ней. В чем виноват, я так и не поняла. Как- то к нам приезжала женщина, оказалось, это была моя бабушка, плакала, что-то говорила, но мне тогда было лет десять, я ничего толком и не поняла. Я думаю, что моя мать где-то живет, у нее семья, а моей семьей был дед Миша, он мне и отец, и мать, вырастил, воспитал, научил тому, что сам умеет. Я даже умею из ружья стрелять и на охоту ходить, ты не смотри, что такая мелкая.
Катя грустно рассмеялась, отвела взгляд в сторону, задумалась.
— Этим летом у него случился очередной приступ, сердце. Он не захотел ехать в больницу, и я, дурочка, не настояла, очень виню себя за это. Но он просил, чтобы я ни в чем себя не винила, и взял слово, что я уеду в город, к тетке, она поможет первое время. Слово, что я начну жить, как все молодые девушки, встречу хорошего человека, влюблюсь, а не стану жить, как он, отшельником. Вот я и здесь, потому что дала слово.
Но отчего-то самого главного она так и не сказала Стасу. Она даже сама не поняла, почему, может, потому что и так доставляла ему много хлопот и не хотела просить еще о чем-то, привыкла во всем справляться сама. Она хотела найти своего отца, о нем проболтался дед. Он, оказывается, знал, или всё-таки выпытал у матери, кто отец ее ребенка. Но дело в том, что предполагаемых отцов оказалось два, дед назвал два имени, а точнее одно — Алексей. Парадокс в том, что оба мужчины носили это имя, и оба в то время жили в колонии-поселении, где подрабатывала ее мать, Лида. Может быть, она и сама не знала, кто конкретно отец, что с ней тогда случилось, Катя могла только догадываться. А, может быть, случилось что-то страшное, о чем и говорить было стыдно. Правда о предполагаемых отцах оказалась не совсем приятна даже для Кати, а что подумает Стас, она боялась представить.
— Только не плачь, Катюш.
— Я не хочу, оно само.
— Так, иди сюда, — Стас быстро потянул ее за руку, усадил себе на колени, стирая с лица первые слезы. — Перестань, ты невероятная, сильная, прекрасная девушка. Ты даже не представляешь, что делаешь со мной вот так, глядя мне в глаза. У меня словно душа переворачивается.
Их губы были снова так близки, Катя замерла, всматриваясь в темные глаза мужчины, провела по щеке рукой, отросшая темная щетина так приятно колола пальцы. В груди зарождался большой горячий шар, казалось, вот- вот лопнет, и вся та нежность, что в нем скопилась, выплеснется наружу.
На них снова все смотрели, а они будто и не замечали никого вокруг. Одновременно потянулись друг к другу, прикосновение губ, сплетение языков, нежно, медленно и так тягуче, что у Кати темнело в глазах.
“Разве такое бывает?”- думала Катя, — “Вот так, за несколько часов, за сутки, потерять голову. Может, это и есть любовь?”
— Вот это да! Средь белого дня, в общественном месте! Стас, ты меня удивляешь!
Молодые люди резко отстранились друг от друга, словно школьники, застуканные на перемене учителем. Катя подняла голову и встретилась с двумя парами глаз. Очень большого мужчины и яркой брюнетки, которая мило улыбалась и поглаживала рукой еще небольшой животик.
— Макс, прекрати, ты их смущаешь.
— Нет, конфетка, ты посмотри на этого наглеца. Тискает девочку в общественном месте, а ты говорила, что он очень приличный парень, не то, что я, наглец и хам.
— Ты мой любимый наглец и хам.
Они переговаривались, все так же рассматривая растерянную парочку, хотя Стас растерянным не выглядел, еще сильнее притянул к себе Катю. А вот девушка смутилась, пыталась встать с коленей, но ее крепко держали.
— Я хочу тоже тебя так потискать, пойдем, сядешь ко мне на колени. А лучше пошли в туалет, там я видел мягкие диванчики, закроемся часа на два.